В Пустошах

Как назло, недомогание начала беременности у Таи оказалось неожиданно сильным. Девушка чувствовала себя разбитой, ее частенько мутило и о том, чтобы идти в лес, не могло быть и речи. Вдобавок белый волчонок так крепко привязался к ней, что бросить его Тая теперь не могла. Да и потом, волчьи глаза и зубы в опасном походе были бы не лишними, а это значило, что его сломанной лапе тоже нужно было дать время на восстановление.

К сожалению, перелом волчонка сросся не совсем правильно, и звереныш остался хромым, что, впрочем, не мешало ему с азартом носиться по двору пансиона на трех лапах, играючи распугивая сестер и прихватывая их за подолы платьев. Большинство послушниц сразу полюбили снежно-белого звереныша, полагая его общим питомцем, но некоторых девушек волчонок невзлюбил с первого взгляда и при их приближении неизменно скалил зубы и вздыбливал шерсть.

Время тянулось бесконечно медленно, и Тая лишь вздыхала с каждым новым закатом солнца, пытаясь угадать или хотя бы придумать, где сейчас может быть Дар Ветер, и чем он занимается. И молила Великую Мать о том, чтобы с охотником все было благополучно. Настолько, насколько это вообще возможно в гиблых Пустошах.

Несмотря на недомогание, Тая отчаянно страдала без мужской ласки. Ее грудь и раньше была чувствительной, а теперь любое прикосновение в ней, а особенно к набухшим соскам вызывало резкий прилив возбуждения к ее лону. Ее живот становился твердым, словно камень, а промежность наливалась тугой тянущей тяжестью. И поэтому Тае приходилось время от времени запираться в моечной, чтобы сбросить сексуальное напряжение. Мужчин она к себе не подпускала, да и не было их в обители, разве что заезжие охотники, что предлагали на продажу дичь и шкуры. Потому она справлялась своими силами. Девушка даже смастерила себе подобие мужского фаллоса: удлиненный мешочек из тонкой гладкой ткани — и набивала его свежесваренной теплой крупой, всякий раз, когда ей требовалось удовлетворить желание. И носила толстое белье, чтобы хоть немного уберечь нежную грудь от лишних касаний.

По вечерам Тая теперь частенько бывала в кабинете Нирины. Чародейка почти полностью оправилась после ожогов, и теперь о страшном пожаре напоминали только поредевшие, еще не вполне отросшие волосы. Настоятельница рассказывала Тае о тонкостях целительской науки, хотя учить ее практической магии все также не решалась, ссылаясь на возможный вред еще не рожденному малышу. А порой они просто читали, сидя рядышком, каждая свою книгу. Тая иногда задавала вопросы о прочитанном, Нирина отвечала. В такие моменты девушка была почти счастлива: уютное потрескивание огня в очаге, несмелое еще биение новой жизни у нее под сердцем и присутствие рядом той, кого она теперь звала матушкой не только в соответствии с рангом настоятельницы. Но тревожные мысли о Дар Ветре не уходили у нее из головы, и потому Тая даже в эти благостные минуты покоя выглядела задумчивой и грустной.

В один из таких вечеров девушка лениво листала бестиарий, в который раз перечитывая заученные почти наизусть строки.

— Что-то ты эту книжку совсем из рук не выпускаешь, девочка, — Нирина с подозрением покосилась на обгоревший томик.

Тая закрыла книгу, погладила переплет. И нахмурилась, качая головой. Она выглядела сейчас такой взрослой, словно перед Нириной сидела вовсе не молодая девушка, а умудренная горьким опытом зрелая женщина. Впрочем, горького опыта у Таи было предостаточно:

— Хочу понять, что они такое. Что я такое… И что это за Пустоши, откуда все это началось.

Настоятельница вздохнула, закрыв свою собственную книгу, «Определитель лекарственных и ядовитых трав Фанагории»:

— Гиблое это место, пропитанное злой магией, рождающей чудовищ. — Перехватила скорбный взгляд ученицы, — Да, прости, но оборотни — это тоже чудовища.

— Значит, все-таки чудовище… — Тая покачала головой в такт своим мыслям.

Желая хоть немного подбодрить девушку, настоятельница продолжала:

— Но с ними можно жить в мире. Ну, или, по крайней мере, не столь самозабвенно истреблять друг друга.

Нирина перевела взгляд на весело гудящее в камине пламя. Опустила веки и проговорила таинственным голосом, словно рассказывала страшную сказку:

— Говорят, что где-то в сердце Пустошей, вдали от смертных глаз, спрятан источник их недоброй магии.

— Его тоже драконы оставили, когда ушли? — вопрос прозвучал показательно безразлично, словно бы из вежливости.

Нирина пожала плечами:

— Кто знает? Это же все легенды. Некоторые смельчаки пытались отыскать это зловещее Сердце Пустошей, якобы дарующее немыслимую силу своему обладателю, да так все и сгинули в тех топях. Никто не вернулся. По крайней, мере, мне о них не известно. — Тон настоятельницы разом стал строгим, — Смотри мне, только не наделай глупостей.

Тая округлила глаза на настоятельницу, непонимающе хлопая ресницами:

— О чем вы, матушка?

— Я же вижу, как глазенки заблестели. Не вздумай ходить туда. Сама пропадешь и дитя невинное погубишь.

Не в силах врать, глядя в глаза Нирине, Тая отвернулась: