В путь-дорогу! Том III

— Я думаю, лучше ему домой, — сказалъ Варцель, обращаясь къ фликеру.

— На попойку останешься? — спросилъ Телепнева жирный.

— Нѣтъ, мнѣ бы домой.

Бурши, кажется, ожидали выпивки на счетъ фукса.

— Поставь имъ что-нибудь, — шепнулъ Варцель.

— Да скажи ольдерману, что я плачу за все.

Черезъ десять минутъ Миленькій повезъ его въ городъ, а бурсаки, на его деньги, продолжали распивать пиво и распѣвали чувствительную пѣсню:

Вздохнешь ли ты, когда зефиръ игривый
Листочки розъ средь утра шелеститъ.

— Фуксъ, право, молодецъ, — сказалъ одобрительно Лукусъ, — два шкандала обдѣлалъ.

— Баба, — пустилъ татуированный.

— Ничего, — проговорилъ съ пріятной торжественностію Мандельштернъ. — Онъ арогантъ, но мы его исправимъ.

XX.

Рана была хоть не изъ очень важныхъ, но Телепневъ провалялся съ ней дней десять. У него сдѣлалась лихорадка, и Варцель совсѣмъ зажилъ въ его квартирѣ. Лѣчилъ Телепнева жирный шаржиртеръ, подъ руководствомъ профессора терапіи. Педеля, пронюхавъ, конечно, въ чемъ дѣло, навѣщали его чуть не каждый день и справлялись все о здоровьѣ. Телепнева ужасно раздражало, когда утромъ въ дверяхъ показывалась глупая фигура бѣлобрысаго педеля и ухмыляясь объявляла въ стеротипной фразѣ причину своего посѣщенія. Онъ, наконецъ, приказалъ Якову педелей прямо къ себѣ въ комнату не пускать, а приглашать ихъ въ свою каморку и подносить имъ каждое утро рюмку кюммеля и стаканъ пива съ приличной закуской.

Нѣкоторые изъ бурсаковъ навѣщали его, но особенной нѣжности не оказывали. Мандельштернъ, какъ великодушный побѣдитель, былъ у него нѣсколько разъ и своимъ обхожденіемъ силился выразить тонкость своихъ рыцарскихъ чувствъ. Телепнева это очень смѣшило.

Съ Варцелемъ они еще больше сошлись въ это время. Варцель былъ только званіемъ буршъ, а въ сущности представлялъ собою добродушнѣйшій типъ русскаго студента. Онъ всѣмъ сердцемъ обрадовался сближенію съ Телепневымъ и въ буквальномъ смыслѣ осыпалъ его всевозможными услугами. Бурсаки замораживали его сообщительную натуру, и только въ бесѣдѣ съ Телепневымъ онъ могъ говорить по душѣ.

— Ты долго еще пробудешь въ корпораціи? — спрашивалъ онъ Телепнева, сидя у его кровати.

— Нѣтъ, не думаю, Миленькій; ничего съ этой дурацкой жизнію не надѣлаешь путнаго, а время идетъ.

— Это точно, любезный другъ. Какая сласть, что надѣнутъ на тебя шапку-то, да шалдашку черезъ плечо повѣсятъ. Только больше денегъ сдерутъ.

— Я бы сейчасъ выступилъ, да тотчасъ послѣ дуэли не совсѣмъ хорошо будетъ.

— А вотъ какъ, — заговаривалъ Миленькій, потирая руки: — семестрикъ съ ними помайся, а потомъ и наплюй на нихъ, сдѣлайся вильдеромъ, штудировать начнешь вплотную; я бы здѣсь вотъ на дворѣ у старикашки комнату взялъ…

— Да переѣзжай ко мнѣ, у меня мѣста довольно.

— Нѣтъ, Телепневъ, мы съ тобой душевно сошлись, я тебѣ безъ лести скажу, что я на тебя всю нашу бурсацкую братію не промѣняю, а въ одной квартирѣ жить не стану. Я ужь, братъ, это дѣло знаю; вонь и въ Харьковѣ бывало: «если хочешь съ кѣмъ остаться пріятелемъ — не живи на одной квартирѣ».

— Ну, какъ знаешь.

— Да ужь мы отлично устроимся, только дай срокъ; и я, братъ, хочу позаняться, довольно ужь шалдашничалъ, мнѣ вѣдь, братъ, лямку-то тянуть — не шуточное дѣло. Я стипендію получаю, скверно обманывать-то казну. Вотъ ты меня химіи подучишь; начну анатомію зубрить. Черезъ полгода пора и philosophicum сдавать.

— Какой это такой philosophicum?

— А это полулекарскій, значитъ: изъ анатоміи, физіологіи да изъ естественныхъ. Здѣсь вѣдь, братъ, на шармака-то не выйдешь съ своимъ билетомъ, какъ бывало въ Харьковѣ.

Миленькій сошелся не только съ Телепневымъ, но вступилъ въ дружбу и съ Яковомъ. Служитель никакъ не могъ устоять противъ добродушія нѣмца, который ухаживалъ за больнымъ бариномъ не хуже няньки Мироновны. Варцель все ему обстоятельно разсказывалъ каждое утро: куда пойти, какое принести лѣкарство, къ какому часу приготовить бинты. Вопросъ объ ѣдѣ особенно тщательно обсуждался ими. Еда въ городѣ Д. была скудная и въ высшей степени безвкусная. Телепневъ, по пріѣздѣ, ходилъ обѣдать въ различныя кнейпы, во всѣхъ кормили его карбонадами на салѣ и разной другой мерзостью. Это ему надоѣло, и въ послѣднее время Яковъ носилъ ему на домъ, отъ какой-то мадамы, обѣдъ немножко получше, но все-таки съ молочными супами и кровяными котлетами, съ патокой и коринкой. Когда онъ заболѣлъ, Варцель пришелъ въ совершенное отчаяніе, чѣмъ его кормить. Побѣжалъ онъ къ одному русскому портному, Пѣтуху, жившему неподалеку отъ Телепнева, и заключилъ съ нимъ условіе, чтобы жена этого Пѣтуха, во все время болѣзни Телепнева, готовила то, что онъ ей, Варцель, закажетъ. И каждый вечеръ Варцель, разспросивши у Телепнева, какое онъ желаетъ на завтра кушанье, вступалъ потомъ въ совѣщаніе съ Яковомъ и отправлялъ его къ Пѣтушихѣ.

XXI.

Филистръ Лукусъ, какъ Несторъ всей корпораціи, на двухъ сходкахъ сряду толковалъ опять о томъ, что Телепневу надо дать цвѣта.