Он громко кричит в бреду. Она не спала уже множество дней, ела совсем мало. Его крик пронзает любую дремоту, рождает кошмары, которые уносят с собой ее спокойствие. Иногда она сожалеет, напоминает себе о том, что доктора не смогли ничего сделать для него. Иногда она боится, напоминает себе о том, что он должен жить, он должен жить, он должен выжить, чего бы это ни стоило. И она не должна задавать вопросов почему?
Иногда звуки становятся словами, словами беспокойства и отчаяния. Он открывает опухшие веки и, кажется, узнает ее.
— Мои дети… — шепчет он.
Она опускает глаза.
— Мертвы, — говорит она.
Их отношения всегда были честны. Сейчас она хотела бы солгать.
— Мой Дом? — спрашивает он, его голос глух от жара.
— Оставлен. Разорен. То, что осталось, нужно восстановить из руин.
Он корчится, как от боли, хотя самая острая боль уже позади.
— Я потерял все, — шепчет он. Голос его — это голос Смерти. — Детей, Дом, власть… Что осталось? Все потеряно…
Она отворачивается. Он имеет право кричать, он умирает ужасной смертью, потеряв надежду на свое продолжение. Она чувствует, как набегают слезы, она борется с этим потоком, чтобы не отвечать на вопросы, которые она задает самой себе.
Он потерял все. Все?