Валерий Гаврилин

Теперь же, в 1990-е, переезжать в Москву было поздно. А в Ленинграде давило одиночество: «Если бы хоть один человек из нашей музыкантской среды был единомышленником, понимал бы меня, насколько легче было бы работать!» [Там же, 438–439]. Те же мысли приходили и Георгию Васильевичу. Он поделился ими с Гаврилиным, когда 23 апреля 1993 года был в Ленинграде[235]: «Никого нет. Жена — так с ней уже обо всём переговорено. Есть Роман Леденёв — чудесный человек, глубоко порядочный, так он из-за сердца живёт всё время на даче, и мы теперь не видимся. Нам нужно с вами повидаться подольше» [Там же, 437].

Как и в былые времена, в своих заметках Свиридов и Гаврилин высказывали мысли во многом схожие, оба тяжело страдали из-за развала страны. Гаврилин без конца смотрел телевизор[236], пытался разобраться во всех событиях, в частности московских — 3–4 октября 1993 года. Расстрелу Белого дома хотел даже посвятить сочинение «Погибельные зори»: «Я не понимаю, почему патриарх отказался от крестного хода вокруг Белого дома? Можно было бы избежать кровопролития» [21, 443].

Месяцем раньше Наталия Евгеньевна в дневнике записала: «Жизнь дорожает, живём, как большинство: еле-еле сводим концы с концами. А Валерий всё повторяет: «Сердце и душа болит, что так страну разоряют, людей ни во что не ставят, тех, кто всё это создал и силы и здоровье своё положил» [Там же, 442].

Из высказываний Свиридова:

«Бывшая русская земля, собственность на которую отнята у народа, стала предметом торговли. Она вместе со своими недрами, своими полезными ископаемыми, т. е. драгоценностями, со всем, что на ней растёт, живёт, стала предметом торговли и пущена правительством с «молотка» по дешёвке» (из Тетради 1990–1991 годов) [39, 676].

«Вечерний ежедневный шабаш по TV. Ликующие дикторы Центрального и Российского вещания: «развал Империи», «гибель Империи», смакование «конфликтов», умело направляемых в своём развитии, поддержание постоянно тлеющего огня. Всё это для отвлечения мыслей русского человека в сторону, в стороны от того факта, что он, этот русский человек, потерял всё: Землю Русскую, завоёванную и освоенную его предками, государственное устройство, всякую защиту себя и своих близких — этот народ на грани полного, почти физического уничтожения» (30 ноября 1991 года) [Там же, 703].

«Итак, Третья мировая война началась, и Советский Союз уже проиграл её, сдав страну почти без боя, погубив наш русский народ, его вековую историю, которая закончилась так позорно и бесславно. <… >» (из Тетради 1991–1992 годов) [Там же, 704].

«О продажности.

Она достигла за это столетие размеров общего бедствия. За деньги люди готовы на всё. Деньги — Кумир, Божество. Мнится, что над миром во весь рост возвышается какой-то гигантский ИУДА, потрясающий своим кошельком с тридцатью сребрениками. Утеряно всякое чувство стыда, всякое (самое даже малое) чувство уважения к своей стране и народу. Наоборот — поощряется всяческая продажность» (из Тетради 1991–1992 годов) [Там же, 697].

«Боже, как печальна моя жизнь, как одинока, бездомна (всегда была!), бесприютна» (из Тетради (1989), 1994) [Там же, 710][237].

«Ужасна — беспомощность, моя совершенная прибитость, угнетённость духа, полная и безнадёжная.

Вечером смотрел по телевизору выступление перед Заутреней Патриарха — грустное, но спокойное, потом водружение Святого Креста на купол Казанского собора в Пе-тербурге-Петрограде-Ленинграде. <…>Боже, неужели это не фарс, а подлинное Возрождение, медленное, трудное очищение от Зла? Но кажется иногда, что именно это наиболее верный путь. А народ расслоился: с одной стороны окончательное падение и бандитизм, проституция во всём, с другой стороны — Церковь и интерес к жизни Духа» (из Тетради (1989), 1994) [Там же, 711–712].

Гаврилин в подобное возрождение, видимо, не слишком верил. В одной из заметок (от 22 августа 1994 года) читаем: «Эпоха окончательного падения церкви и религии сейчас. Раньше гнали церковь, но учили выполнять божьи заветы. Теперь приветствуют атрибутику церкви, но открыто не выполняют ни одного учения Господня — свобода! Напротив, все устои жизни держатся на непрерывном воинственном узаконении безбожия. Истинное царствие лицемеров и фарисеев.

Впереди (отмена учения Христа, его корректировка, приведение его в гражданско-правовой уровень)» [20, 305].

Ещё из высказываний В. А. Гаврилина:

«Эстетика русского XIX века (она в трудах Стасова, Серова, в философии Достоевского, Толстого) такова: искусство должно обращаться к высшим сферам в человеке. А за последнее время, особенно за перестроечный период, эту эстетику усиленно дискредитировали. Причём на словах сейчас много говорят о духовности и душевности, тогда как вся практика жизни свидетельствует об обратном: деятельность людей искусства стала очень коммерциализированной. Она стала напоминать искусство «медвежатников»: натренироваться в своём деле, вскрыть кассу и всё унести» (из интервью начала 1990-х годов) [19, 329].