«Вам — взлёт!»

— Давай в кабину! Привязывайся лучше! И смотри за знаками. Потом скажешь, правильно ли я рассчитал. Понял?

— Чего ж тут не понять? Только аварийной комиссии наплевать — пяти метров или пятидесяти сантиметров тебе не хватит. У них одна мерка — точная: не можешь — не взлетай.

Летчик снова ничего не ответил. Молча взобрался в кабину. Застегнул привязные ремни, запустил мотор и пошел на взлет.

Хвост самолета он начал поднимать на метр раньше, чем поравнялся с первой вешкой, оторвал машину на три метра за вторым знаком; над подлеском прошел на высоте от пятнадцати сантиметров до полуметра. Данные эти должны быть точными — их определил бортмеханик. На взлете у него никакой работы не было — только смотри!

Прежде Николай всегда подтрунивал над летчиками, старался, где только мог, подпустить шпильку, разыграть, высмеять пилота. Почему? Мне кажется — он завидовал нам. Но после этого памятного взлета с лесного пятачка все изменилось: теперь он не устает прославлять своего командира во всех аэропортах страны. При этом Коля всегда подчеркивает:

— И теория и техника пилотирования у него — будьте уверены. Полное соответствие! Что голова, что руки!

ОБ ОШИБКАХ И О ЦЕНЕ ОШИБОК…

Могу себе представить, о чем ты подумал, дочитав предыдущую главу: «Что ж, все эти хорошие, настоящие летчики так никогда и не ошибаются?»

Нет, конечно, каждый из них ошибается, как всякий живой человек. Весь вопрос только в том, что они и ошибаться «умеют». Да ошибаться надо тоже уметь…

Говорят: «Не ошибается только тот, кто ничего не делает». А еще говорят: «Минер ошибается только один раз в жизни». Обе поговорки широко распространены, и каждую можно подтвердить множеством самых убедительных, самых разнообразных примеров. И все же обе эти поговорки нуждаются, на мой взгляд, в очень серьезных поправках.

Тот, кто ничего не делает, все же ошибается. Он совершает одну большую, постоянную и страшную ошибку он живет впустую, без пользы для себя и во вред людям.

Минер, рискующий собой во имя спасения десятков, сотен, а может быть, и тысяч жизней, должен быть, конечно, большим мастером. Чтобы разряжать вражьи мины, начиненные не только смертью, но очень часто хитрейшими техническими секретами, надо в совершенстве владеть своим делом. И все же даже самый искусный минер допускает ошибки. Правда, предел отклонения от единственно верного решения у него самый незначительный. Минер может ошибаться совсем на «чуть-чуть», но все же это ничтожное, малюсенькое «чуть-чуть» существует.

Быть летчиком — совсем не просто, но это вовсе не означает, что летать могут только такие люди, которые никогда не допускают ошибок. Очень часто ошибки в нашем деле бывают так же опасны, как и в минерском, иногда диапазон их несколько расширяется, но никогда не бывает такого положения, чтобы уж совсем нельзя было отклониться от одного единственно возможного решения задачи. В практике так не случается.

К сожалению, память моя хранит немало печальных историй — воздух суровая стихия. И чем больше припоминаю я теперь трагических случаев, тем отчетливей представляется мне общая причина многих аварий и чрезвычайных происшествий. Чаще всего не сами ошибки убивали хороших, опытных пилотов, губила их переоценка собственных сил.

О воздушной аварийности давно уже говорят, как о явлении тяжком и почти неизбежном: «Воздух все-таки не твердая земля».

Давно ли еще, продавая билет на самолет, кассирши тщательно записывали имя, отчество, фамилию пассажира, его год рождения, адрес и прочие анкетные данные.

Вряд ли от такого внимания к его биографии у человека, собирающегося в путешествие по воздушному океану, поднималось настроение. Конечно, сами того не желая, авиационные кассирши помогали распространяться злым слухам. Но ведь на земле есть не только кассирши, есть еще и статистики. Они подсчитали, что аварийность в авиации ниже, чем на железных дорогах и автомагистралях.

Мне бы хотелось дополнить эти выводы несколькими наблюдениями.

Чаще всего не машина ставит человека в безвыходное положение, а сам он обрекает себя на неприятности.

Например, делает летчик разворот на малой скорости, знает, что смотреть тут надо в оба, ошибешься штопорнешь, и все-таки кажется ему, что можно еще чуть-чуть потянуть на себя ручку, и тянет, и штопорит.

Хорошо, если высота большая, а если дело происходит над самой землей, тогда — плохо…

Знает командир корабля арифметику, что там говорить, на пять с плюсом знает, а при подсчете остатка горючего поспешил, семь на восемь неправильно помножил, глядишь и получилась вынужденная посадка — до аэродрома не дотянул, плюхнулся где-нибудь с пустыми баками.