Варвар

– Стой ты, стой, черт! – выругался, нырнув следом в лаз, князь. – Подожди, тут присмотреться, подумать нужно. Иль про злое заклятье забыл? Кто могилу Аттилы откроет, тот проклят будет, и род его, – аж до седьмого колена.

– Ой, – запоздало смутился Домаш. – И то верно, княже.

– Ты лучше расскажи, как ход этот обнаружил? Да не тут… наружу-то выберемся, там и расскажешь.

– Да вот, вот так и вышло-то, – щурясь от солнышка, взволнованно докладывал парень. – Я б и не заметил, вот, как Милослав с Отнегом, мимо бы просвистал, а тут глянул – вроде как блеснуло под горой что-то. Я туда, смотрю – ход. А в конце – дверца!

– А что блестело-то?

– Блестело? – Домаш озадаченно взъерошил затылок. – Ой… про то и забыл совсем. Вот, как ход увидел…

– Вон что блестело, – наклонившись, Милослав поднял из травы изящную фибулу, покрытую разноцветной эмалью, какие во множестве производили германцы. – Застежка. И как только мы-то с Отнегом ее не заметили? Мимо прошли.

На лице здоровяка-парня нарисовалась такая досада, такой недюжинное огорчение, что Радомир не выдержал и рассмеялся, помахав рукой Хильде.

Княгиня уже явно догадалось, что произошло нечто неординарное, вскочила в седло да пустила лошадь наметом.

– Что? Что тут такое-то? Ход подземный нашли? Ой, что-то как-то быстро… Надо гонцов к гуннам послать.

– Уже посланы, – князь кивнул на противоположный берег. – Вон и Саргана едет уже.

Гонцы реку переплывали, а вот воительница ничтоже сумняшеся бросила коня по грудь в воду… и как-то так удачно попала на отмель, на брод… Удачно, на редкость удачно!

Лишь Хильда поспешно прикрыла глаза… чтоб не показаться слишком уж подозрительной.

– Да! – выбравшись из лаза наружу, Саргана важно тряхнула собранной в пучок шевелюрой. – Этот ход, эта дверь, несомненно, имеет отношение к усыпальнице великого повелителя гуннов! Вы видели на ней знак – две перекрещенные секиры?! Да… слава богам, мы наконец у цели.

Опустившись на колени у самой воды, воительница омыла руки и принялась громко молиться неведомым степным богам, вне всяких сомнений – чрезвычайно кровавым и жестокосердным, разве могли быть у гуннов какие-то иные боги – великодушные, добрые? Конечно же, нет – это каждому словенину и готу известно. Гуннам же известно другое – именно их степные боги самые милостивые, в отличие от жутких богов всех прочих народов, которые и не боги вовсе, а так, злобные демоны.

Саргана молилась долго, не обращая внимания ни на кого вокруг. Кое-кто из дружинников тоже опустился на колени, принялся что-то шептать. Даже Радомир с Хильдой не выдержали – перекрестились.

Воительница наконец поднялась на ноги, отряхнула колени от речного песка:

– Там, на двери – оберег-надпись. Древние степные руны – я знаю их наизусть.

– Что за оберег? – нахмурился Радомир. – Как нам с ним быть?

Саргана скривила тонкие губы:

– Ужасная кара ждет того, кто нарушит вечный покой повелителя. Ужасные несчастья выйдут из этой могилы в мир… Но я знаю, что делать, чтоб ничего этого не случилось. Я знаю заклятье, его нужно читать всю ночь.

– Неужели всю ночь? – князь посмотрел в небо – не далеко уже было и до вечера. – Что ж, пока еще есть время. Вернемся за венцом, а здесь оставим сторожу. Самых лучших воинов. До ночи пусть стерегут мои, а потом – твои гунны.

Воительница молча кивнула – согласилась. С чего бы так-то легко? Впрочем, ее дело.

Они расстались до вечера, Саргана поехала в свое становище, князь и его люди – в свое.

Пока Радомир отдавал необходимые распоряжения, Хильда, покусывая губы, дожидалась его у шатра.

– Чего не отдыхаешь, милая? Прилегла бы, поспала.

– Не до сна мне, о, муж мой, – готская красавица сверкнула очами, ударила сияющей бирюзой, словно ожгла супруга взглядом. А в голосе ее слышались отголоски недюжинной обиды и гнева:

– Думаю, тебе есть, что сказать мне, князь!

– Хорошо, – спокойно кивнул молодой человек. – Идем в шатер, милая. Там и поговорим. И еще… я должен ненадолго отлучиться. Хочешь, пойдем вместе?

Радомир с Хильдой и верной дружиною явился к подземному ходу, как и договаривались – на рассвете. Утро выдалось теплым, влажным, по урочищам и по всей реке плотным переваренным киселем расползался туман, сквозь который едва пробивались алые щупальца утренней зорьки. Слышно было далеко, туман словно бы приближал звуки, делая их объемнее, ярче: вот хрустнул под чьей-то ногою сучок, застрекотал кузнечик, плеснула на отмели рыба.

– Рыба? – обернувшись, Хильда искоса посмотрела на супруга, однако больше ничего не сказала и всю оставшуюся часть пути ехала молча.

Если и рыба – так слишком большая…

В полперестреле от утеса князя встретили даны – они и караулили лаз в эту ночь, и лишь с рассветом этих славных ребят сменили гунны Сарганы.

– Как там, парни? – вскинул глаза Рад.

– Гуннка молилась всю ночь, и на своем языке и на другом, на котором говорят римляне.

– На латыни, значит, – князь переглянулся с супругой. – Ну-ну.