Ваше благородие

Ковалев, слегка подрагивая бицепсами, ждал удара. И Востоков ударил — быстро, как молния. Майор угрем выскользнул из-под удара (говорят, в средневековой Японии ученики фехтовальщиков должны были руками ловить угрей, стоя в горном потоке), перехватил востоковское запястье… Слишком сильно подавшись при этом вперед. Мгновенная подсечка — и майор вылетел с мата.

—Ядит-твою силу! — с трудом удержав равновесие на краю бассейна, Ковалев повернулся. — Ну, а теперь-то вы меня на чем поймали, Вадим Васильевич? Что я не так сделал?

— Поспешили перейти от обороны к агрессии, — улыбнулся Востоков. — Если бы вы ограничились тем, что ушли из-под удара…

— Вы бы добили меня вторым… Или третьим… Вашу мать, по этой борьбе тот, кто нападает, тот и проигрывает!

— Именно так, Эдик! Именно так!

— Так что же делать?

— Не нападать.

— Тьфу ты, зараза… специально придумали борьбу, чтобы отучить людей драться?

— Для майора вы быстро соображаете, — щедро улыбнулся Востоков.

— Айкидатель хренов… Выходит, для, скажем, спецназа или десантуры эта борьба ни к чему?

— Отчего же… У нас ее изучают. И спецназ, и десантники, и морпехи, и просто пехотинцы… Рукопашным боем у нас овладевают во всех родах войск.

— Но ведь нападать-то нельзя…

—Да. Поэтому, кроме айкидо, изучаются и каратэ, и самбо. — Востоков надел свитер и расслабленно опустился в шезлонг. Ковалев не мог успокоиться и мерил шагами дворик.

— Вот так, всех и учите? Во всех родах войск? И танкистов, и летчиков?

— Совершенно верно. У нас маленькая армия, товарищ майор. В сто с лишним раз меньше вашей. Мы не можем позволить своему солдату или офицеру быть просто пехотинцем, или просто артиллеристом. 0н должен уметь как можно больше.

— Не больно-то это вам помогло, — Ковалев сел в шезлонг напротив, достал из кармана папиросу и зажигалку:

— Будете?

— Спасибо, не откажусь. Знаете, я надеюсь, что эти умения все же не пропали даром. Вот, вы заинтересовались. Кто-то еще в вашей армии непременно заинтересуется… И не только в армии… Крым многому вас научит. При всем своем желании ваша страна не сможет оставаться той, которой была.

Ковалев посмотрел на него серьезно и сочувственно.

— Не знаю, вашсокобродь, — печально сказал он. — Вот, прибалтов мы присоединили, западенцев, молдаван — и всех под свою гребенку причесали. Всех! И чехов, и поляков, и венгров, и немцев даже. Аж на Кубу залезли. И никто не пикнул. А мы — какими были, такими и остались. Отчего вы думаете, что мы вас не переделаем, а наоборот?

— Мне так кажется, Эдик. Крым слишком свободен, слишком… карнавален, необуздан…

— Вы еще скажите, что присоединение Крыма — это разработанная ОСВАГом военная операция с целью развалить Союз…

Оба посмеялись удачной шутке.

— Знаете, Эдик, что сказал нам Морихэй Уэсиба, когда мы, шестеро крымских стажеров, в первый раз сели в его зале на татами? Запомните, вам это понравится: «Цель айкидо — позволить вашему противнику идти туда, куда он хочет, делать то, что он хочет и упасть там, где он хочет».

— Восток, — Эдик затянулся и откинулся на льняную радугу шезлонга. — Восток — дело тонкое…

* * *

Не самообладание, а именно спокойствие…

Он не сомневался, что, едва надобность в нем отпадет, Видное Лицо прикажет отправить его в расход, и майор Ковалев, не задумываясь, выстрелит ему в затылок. Да и это, впрочем, неважно. Он знал, на что идет. И зачем. Дурацкий пафос… Удивительно лишь спокойствие, с каким он ведет последние ходы своей партии.

Нет, конечно оставался простой физиологический страх — перед смертью, перед болью… Тело — это всего лишь плоть и кровь, и для него естественно хотеть жить. Подавлять страх такого рода — один из профессиональных навыков. Но вот другой, гораздо сильнее терзавший страх — что все, проделанное в последний год, окончилось ничем, что он не сумел, облажал, запорол дело — этот страх ушел, потому что дело фактически было сделано. Начиная с этой минуты, как бы события ни развивались, по какому бы пути ни пошли — они придут к итогу, который спланировал он, Вадим Востоков. Правда, в своем театре одного актера он же — единственный зритель. Что ж, как зритель искушенный, он может оценить игру и искренне поаплодировать: браво, Вадик! Бис!

Нет, на бис он, скорее всего, не выйдет…

Допросов третьей степени с применением наркотиков и пыток он тоже боялся не больше, чем просто физиологически. Редкое для разведчика удовольствие: он наконец-то может говорить правду. Исчерпывающе точная информация все равно никак им не поможет. Наиболее потрясающая ее часть вообще такова, что в нее никто из этих асов шпионажа и контршпионажа не поверит. Будут думать, что он обладает хитрой методикой сокрытия данных, сопротивления наркотикам… Экая чушь…