Вдали от обезумевшей толпы

Кажется, никто на свете так не изощрял свою изобретательность, как эта странница. Она отчаянно ломала голову, перебирая в уме всевозможные способы, приемы, уловки, механизмы, которые помогли бы ей преодолеть эти последние, недоступные ей восемьсот ярдов, - и тут же отвергала их как неосуществимые. Она думала о палках, колесах, собиралась ползти, даже катиться по земле. Но последние два способа передвижения потребовали бы еще больших усилий, чем простая ходьба. Под конец ее изобретательность иссякла. Ею овладела безнадежность.

- Дальше не могу... - прошептала она и закрыла глаза.

От длинной полосы тени, лежавшей на противоположном краю дороги, вдруг оторвался клочок и выступил одиноким пятном на тусклой белизне дороги. Потом беззвучно скользнул к распростертой на земле женщине.

Внезапно она почувствовала, как что-то коснулось ее руки, что-то мягкое и теплое. Она открыла глаза, и это "нечто" коснулось ее лица. Ее лизала в щеку собака.

Это было огромное, грузное и кроткое создание; темная фигура собаки выступала на фоне низкого неба, возвышаясь на добрых два фута над головой лежащей женщины. Невозможно было определить, ньюфаундленд ли это, мастиф, ищейка или просто дворняга. Животное казалось таким необычным и загадочным и как будто не принадлежало ни к одной из общеизвестных пород. Огромный, могучий пес объединял в себе свойства, общие всем разновидностям собачьей породы. Измученной путнице померещилось, что ее ласкает сама ночь, принявшая образ черной собаки; в этом своем облике ночь не пугала ее, не сулила напастей, от нее веяло величавой грустью и благостью. Даже у самых незначительных и заурядных представителей рода человеческого в ночном мраке разыгрывается фантазия.

Опершись на локоть, женщина смотрела на собаку снизу вверх, как, бывало, раньше стоя глядела на мужчину. Когда она шевельнулась, бездомный пес почтительно отступил от нее на шаг-другой, но, видя, что его не гонят, снова лизнул ей руку.

В голове у женщины молнией пронеслось: "А вдруг собака мне поможет? Тогда я доберусь".

Она показала рукой в сторону Кэстербриджа, и собака покорно побежала в том направлении. Но, видя, что женщина не в силах следовать за ней, она вернулась назад и жалобно заскулила.

Тогда женщину осенила поистине гениальная мысль, несчастная поднялась на ноги, учащенно дыша, нагнулась над собакой, обхватила ее своими слабыми ручками и стала шептать ласковые слова. С тоскою в сердце она говорила веселым голосом, и удивительно было, что сильный нуждается в поощрении со стороны слабого, а еще удивительнее, что при крайнем унынии возможно так артистически изображать веселость. Ее друг тихонько двинулся вперед, а она мелкими шажками засеменила рядом с ним, опираясь на него всем телом. Порой она в изнеможении опускалась на землю, как это делала, когда шла на костылях и пробиралась вдоль ограды. Собака, уразумев, чего хочет женщина и как она беспомощна, бурно выражала свое отчаяние, тянула ее зубами за платье и забегала вперед. Женщина всякий раз подзывала ее к себе. Теперь бросалось в глаза, что она чутко прислушивается ко всяким звукам, опасаясь встречи с людьми. Было очевидно, что она почему-то не желает, чтобы ее застали здесь на дороге в таком жалком виде.

Разумеется, они продвигались вперед чрезвычайно медленно. Наконец они добрались до окраины Кэстербриджа. Городские фонари светились перед ними, как упавшие на землю Плеяды. Повернув налево, они пошли по темной пустынной дороге, обсаженной каштанами, обогнули предместье и наконец достигли желанной цели.

Перед ними высилось живописное здание. Первоначально то был просто ящик, предназначенный для жилья. Голые, без единого выступа стены выдавали убожество обитателей дома, - так очертания трупа проступают сквозь саван.

Впоследствии природа, словно оскорбленная таким уродством, приложила сюда свою руку. Густо разросшийся плющ увил доверху стены, и строение стало напоминать какое-то древнее аббатство. Вдобавок обнаружили, что из окон его фасада открывается на море крыш Кэстербриджа великолепный вид, один из самых замечательных во всем графстве. Владевший по соседству землями граф как-то заявил, что отдал бы весь свой годовой доход, лишь бы любоваться из своих окон видом, каким наслаждаются обитатели Дома призрения. Но весьма вероятно, что эти обитатели охотно отказались бы от вида ради графского годового дохода.

Каменное строение состояло из центрального корпуса и двух флигелей, над которыми торчали как часовые тонкие трубы, издававшие на легком ветру какой-то заунывный звук. В стене виднелась большая дверь, а возле нее висела проволока, заменявшая ручку звонка. Стоя на коленях, женщина вытянулась изо всех сил и достала рукой до проволоки. Дернула ее и упала ничком; она лежала, скорчившись, прижав голову к груди.