Ведьма из яблоневого сада

Стоп! А тут что? Глубоко вдавленные следы избороздили поле. Она перескочила с обочины и заметалась, вглядываясь в измятую землю. Вот отпечатки ее ног. Вот следы мопеда. Здесь она металась, как загнанный заяц. Она и была загнанным зайцем, и сейчас остается им. Как страшно! Как страшно! Значит, это было, все было на самом деле.

– Да… – раздался рядом задумчивый голос Манфреда. – Кажется, вы говорили правду. Посмотрите.

Он держал в руках камень, который был осыпан странными красными точками.

«Кровь!» – чуть не взвизгнула Алёна, но тотчас подавила глупый вопль.

Никакая и не кровь, а просто крошки красной краски. Именно этим камнем она ударила по голове мотоциклиста, который хотел ее убить.

Раздался шум, и по шоссе промчалась черная «Мазда». Алёна проводила ее глазами и невольно удивилась: «Мазда» та самая, которую она уже видела на дороге. Так… Такую же машину Алёна заметила, когда человек на мопеде начал сворачивать на просеку, где Алёна смотрела на косулю с косуленком. Он спугнул животных, а его спугнули «Мазда» и пикапчик почтальонши. Алёна просто забыла о том эпизоде, а между тем мотоциклист уже тогда пытался подобраться к ней! И если бы не две проехавшие машины, он напал бы на нее еще на просеке, и неизвестно, чем бы дело кончилось там, в глубине леса. Может быть, ее тоже нашли бы без всяких телесных повреждений, с остановившимся сердцем, и никто не обратил бы внимания на легкую царапину на руке, в том месте, где она оцарапалась о сухой куст. Сейчас-то на ее теле полным-полно «множественных механических повреждений», если выражаться шершавым языком милицейских протоколов. И все равно… Никто не заподозрил бы отравления ядом белой бургундской поганки…

Алёна резко встряхнулась, отгоняя ужасные мысли.

Кто же он, проклятый мопедист? Может быть, его кто-то видел, кроме нее? Его могли заметить человек на «Мазде» и почтальонша. Водитель «Мазды» уже уехал, номера Алёна не заметила, его вряд ли отыщешь, а вот почтальонша Клер… ее можно найти в Нуайере. Вдруг она видела человека на мопеде? Вдруг знает его, ведь она здесь всех знает. Или хоть разглядела толком…

Алёна стояла, глядя в землю, и думала, напряженно думала.

А человек, который хотел убить ее, пытался разобрать игру мыслей на ее лице и понимал, что теперь она станет осторожней, а ему, значит, будет куда труднее сделать то, что он хотел сделать.

Из дневника Селин Дюбоннез, конец августа, Мулян, Бургундия

Я позвонила ей сама. Разумеется, не на портабль – откуда мне знать номер ее мобильного? – а на домашний телефон Брюнов. Во время своего визита в их дом и дурацкой, хотя и весьма полезной болтовни с Марин я заметила, что старый-престарый телефон Маргарет Брюн так и стоит на каминной полке. А в старой-престарой телефонной книге у меня сохранился номер. Еще пятизначный – незапамятная древность! В Париже или, к примеру, Дижоне восьмизначные номера, а у нас в провинции телефонная связь такая же, какая была в шестидесятых годах. Теперь по домашним номерам даже в Муляне мало кто звонит – все обзавелись портаблями, или, как их называют на американский манер, мобильными телефонами. Они гораздо дешевле, чем оплачивать домашний номер. Я тоже предпочитаю позвонить на почту или врачу через портабль, вот только когда нужно поговорить с Багарёром и я знаю наверняка, что он дома, я снимаю черную эбонитовую трубку и своим корявым, уже далеко, о, далеко не таким гибким, как прежде, пальцем накручиваю номер. Не кнопочки нажимаю, а с силой кручу старый диск, иногда ломая ногти и страшно злясь при этом.

Однако сегодня я набирала номер Маргарет Брюн просто с удовольствием. И даже длинные гудки слушала с удовольствием, представляя себе, как Марин и ее отвратительная подруга Элен мечутся по комнатам, недоумевая, откуда исходит звон. Они ведь, конечно, думали, что черный эбонитовый телефон – такая же бесполезная рухлядь, как половина вещей, загромождающих дом Брюнов. Я терпеливо держала трубку около уха, слушая гудки. Ну-ну, давайте соображайте, девушки, соображайте скорей! Или я ошибаюсь и дома никого нет?

Ага! Нашли наконец-то!

– Алло, я слушаю.

Я узнала голос Марин. Запомнила его. Приятный голос, беззаботный такой. Правда, сейчас он был очень удивленным.

Я помолчала, вслушиваясь. До меня отчетливо доносился звук включенного телевизора, и, судя по голосу диктора, шел тот же выпуск Евроньюс, как и у меня. Выступал представитель Интерпола в России и рассказывал о блестящей операции, которую несколько дней тому назад провели в Москве, обезвредив представителей международной террористической организации. И тут, перекрывая диктора и растерянное алёканье Марин, до меня донесся другой голос – тоже женский, очень возбужденный и встревоженный. Я определенно поняла слова: «Марин… телевизьон… Москва…», а другие не разобрала, речь шла на чужом языке, однако у меня даже дрожь по телу прошла: Элен! Наверняка она! Итак, она дома… Я не решилась позвать ее к телефону: был риск, что Марин может узнать меня. Лучше позвоню позднее.