У дальней двери Боголюбский. В лёгком халате, под которым угадываются наплечники. Наверняка, пододет и остальной доспех. В руках меч. Перед ним, наполовину закрывая его, Асадук с обнажённой саблей. Сбоку два лучника. Луки подняты, наложенные стрелы направлены на меня. Хорошо хоть, луки не натянуты. За моей спиной двое, и дальше в проходе ещё двое, кыпчаков с обнажёнными саблями.
Серьёзно. Хохмочку с пукалкой Андрей оценил. Если все наши встречи будут впредь проходить в таком антураже с таким ансамблем, то… это создаст проблемы.
— Раздевайся.
— Здрав будь, государь.
— Раздевайся. Барахло — туда.
Каждое моё движение напряжённо контролируется всеми присутствующими.
Медленно. Не провоцируя. Снимаю шлем, кладу на лавку. Берусь за пояс и мгновенно все напрягаются — там палаш висит. Спокойно, ребята. Расстёгиваю пояс, тянусь сбросить с плеч ремни портупеи. У присутствующих очередной аларм — там «огрызки» за плечами. Сворачиваю ремни, на лавку. Медленно. Спокойно.
— Кафтан.
Начинаю расстёгивать пуговицы, стрелки чуть опускают успокоенно луки. Резкий окрик Боголюбского:
— Карандар! (Смотреть)
— Ещё?
— Снимай. Всё.
Как-то это напоминает мне… кое-какие беседы. С последующими любовными играми. Агнешка, помнится, без моей помощи выполнить команду так и не смогла. Приятные воспоминания. Интересно, а где Андрей построил «лестницу в небо»? Хоть потолки-то протёрли? А то Боголюбский с тыковкой под «запылённого негра»… я, пожалуй, испугаюсь. Хотя, вероятнее, буду хохотать до упаду.
Пришлось снять обе рубахи, сапоги, штаны.
— Тебе мои подштанники тоже интересны?
— Туда (махнул мечом в сторону другой стены). Сесть. На пол (единственная стена, у которой нет лавки).
Подошёл к моим вещам, пошевелил мечом. Хорошо, хоть не рубит в куски. А то бабам опять зашивать.
— Где?
— Что?
— Чем ты… кувшины бьёшь.
— Я к тебе шёл. От тебя беды не жду. Хотя, видать, ошибся.
— Хгр-р-р. Бар! (Идите!)
Кыпчаки, торопясь убраться от гнева Боголюбского, суетливо выметнулись из комнаты. Хорошо, что лучники луки не натягивали: снять стрелу с натянутого лука быстро не бывает. Последним, так и не убрав саблю в ножны, внимательно оглядев нас, ушёл Асадук.
Андрей осторожно, кончиком меча приподнял мою портянку. Как и положено по уставу, повешена на голенище сапога.
— Чистая. В баню ходил?
— Так точно, государь. К тебе — прямо с помойки.
Андрею пришлось потратить пару мгновений на понимание двусмысленности. Сморщился: шутку не принял.
— И с кем же там парился?
— Ни с кем.
Если я правильно понимаю его мимику, то такая морда называется: «Злобное удовлетворение». В смысле: врут — все. И Ванька-правдоруб тоже. А говорил: Богородица — то, Богородица — сё. Болтун. Как все.
Извини, Андрюша. Злобность твоя — твоя забота. А вот удовлетворения я тебя лишу.
— Парилка остыла, попариться не удалось.
«Правильно пережёвывая пищу…», в смысле: задавая правильные вопросы, вы помогаете себе и обществу. А если нет — то нет.
Эк как его корёжит. Точность моего ответа на его вопрос вызывает чувство собственного идиотизма.
Хватит. Из моей сидячей позы я могу сделать то, что местные не умеют: очень быстро подняться или уйти в сторону перекатом. Но если он начнёт махать железякой… или позовёт охрану…
— В парилке я не парился. А сношал твоего младшенького братика, Всеволода.
— Что?! Как?!
— Традиционно. В попку. С маслицем. Ему не впервой. Говорил — нравится.
Как интересно наблюдать каскад эмоций на этой греко-татарской физиономии, обычно похожей на сухой камень. Наконец утверждается высокомерно-презрительная маска.
— Так ты ещё и мужеложец?
— Да брось ты. Строишь из себя монашку. Или ты не знаешь как Асадук твой развлекается? Каждые праздники перед хоромами кыпчаков твоих в Боголюбово отроки подходящего возраста толпой стоят — ждут кого из них нынче выберут да серебрушку заплатят. И да, это ж твоя родня по матери говорит: «женщины для продолжения рода, мальчики для наслаждений».
Тут меня осенило и я озвучил внезапную догадку:
— Андрейша, да ведь ты и сам… а? Помолоду? Только не ври. А то меня тут так вывернет…
У Андрея нормальный гормональный баланс. Что отмечается и летописцами. «Смолоду любил с девками баловаться, но власти над умом своим никому не давал». Множество кыпчаков в окружении давало массу примеров. «С кем поведёшься — от того и наберёшься». А постоянные дальние походы, часто в самом тяжёлом для маршей варианте — легкокавалерийском, без обозов с «сударушками», побуждали. «Как все, так и мы». Чувство самосохранения воинов требовало не допускать спермотоксикоза командира. Так что, «лучшее из возможного» — всегда.
Андрей смерил меня взглядом, хмыкнул, фыркнул, чуть отвлёкся, видимо вспоминая подходящие эпизоды, и тут же убрал усмешку с лица, не позволяя себе и мне отвлечься от наиболее для него важного:
— Значит вы с ним… слюбились. И ты ныне будешь петь с его голоса. Что тебе этот… кукушонок накукует.
— Вообще-то наоборот. Я ведь его не только поял, но и гривну холопскую надел. Он — мой холоп. Добровольно, по своему выбору.
Андрей дёрнулся от неожиданного заявления. Зло резюмировал: