Амедео собрал оставшихся пауков и остатки паутин, но его это мало волновало сейчас, хотя при жизни он недолюбливал этих родственников насекомых. Лаз заканчивался совсем узким пространством между низким потолком и возвышением с пола. Это была тройная перегородка, опушенная спусковым механизмом, который Мирра привела в действие своим попаданием сюда. Не в силах увидеть это, Амедео нащупал руками границы перегородок. Деревянные и очень тяжелые. А вот и цепи, на которых они держатся. Перегородки не были сплошными у основания — иначе бы от хрупкого тела Мирры ничего не осталось — но имели овальный вырез, который плотно держал в плену пожелавшего пробраться в запретный отдел, сооруженный более ста лет назад сошедшим к тому времени с ума эльфом, Филиппом Горсиным.
Он должен знать об этом, должен!.. Но память с невероятным трудом возвращалась к Амедео, ибо мозг смертного просто не мог вместить в себя тот объем, которым владел Бог Справедливости. Но вспомнить было надо, от этого сейчас зависела жизнь Мирры. Горсин, Филипп Горсин… Балскове, опадение листвы с Паллиды, гибель нескольких ее плодов, странное чувство увядания, а потом нахлынула целая волна воспоминаний о всем том нескончаемом количестве дел, которыми он занимался. Амедео невольно схватился за голову, перед глазами все потемнело и поплыло. Усилием воли он заставил себя вернуться в реальность. И снова он стал думать о Горсином, стараясь вспомнить хоть что-то о строении этой камеры.
— Рычаг! — прошептал он.
Скользнув влево, но, удерживаясь за счет ног в тоннеле, Амедео нашарил рукой рукоять рычага, надавил его — перегородка медленно начала подниматься вверх. Дракон молниеносно подался назад, так что ни один из слоев ловушки не задел его. Хорошо хоть ловкость составила ему компанию в этой новой жизни.
— Мирра! Мирра! Поднимайся, давай мне руку!
Увы, но девушка не слышала его, она была слишком далеко отсюда. Если спуститься не в центре, то механизм не сработает, хотя это было довольно проблематично даже при всей ловкости Амедео: высота здесь около полутора метров, а внизу лежала Мирра, на нее тоже надо было не наступить. Но другого выхода не было. Если бы можно было прыгнуть! А для этого нужно принять отличное от лежачего положение.
Амедео вылез внутрь, ухватившись руками за верх отверстия и опершись ступнями о нижнюю его часть. Оттолкнувшись, он скатился вниз, но не в центр. Он даже не задел руки Мирры, только кости маленького мальчика, слуги, посланного сюда детьми Фила после смерти старика.
Девушка лежала на полу, дыхание ее почти не ощущалось.
— Мирра! Мирра, вставай! Ты должна слышать меня, должна!
Должна…. Да, она слышала его, слышала слова, чувствовала его волнение. Амедео! Она знала его из всех, и всегда узнавала. В этот миг встрепенулось то, что давно уже, казалось, уснуло, то, что можно было назвать любовью Алкмеи, и также то стихийное начало, которое не могли понять и выразить ни Мирра, ни Алкмея. Как стихия жаждет своего оформления, так они были нужны друг другу, закон и душа, разум и чувство. Но сейчас нельзя покидать этот мир так, для этого Она возродилась в теле смертной девушке, Мирра должна была жить.
— Ах! Где? Что? Амедео! — радостно улыбнулась она. Крепко обняв его, она прошептала. — Как же прекрасно, все-таки, что существует земная жизнь, и что мы можем быть ее живой частью!
— Мирра?
— Мирра…. Прежде, чем я стану ей, я хочу, чтобы ты знал, что ты поступил правильно, это шанс для Паллиды, ты был прав, дорогой мой, иначе ее не спасти!
— Должна ли она вообще существовать? Такой ценой!
— Нет, нет, молчи! О, мой Амедео, не бойся отдаться чувствам, мы не враги друг другу!
— Ты всегда предавала меня! — возразил он, отстранив ее от себя. — Так что чувства не приносили мне ничего, кроме боли.
— Так уж и ничего?
Амедео промолчал, и в этот миг снаружи раздались недовольные крики эльфов. Они бросали проклятия в адрес драконов сразу, как вернулись к отверстию, но сейчас их недовольство переросло в возмущение.
— Как вы смотрите на то, что я пущу к вам симпатичную змею? Она тут, бедняжка, затерялась, не успела со своими уползти, видимо, для вас старалась, вы же друзья Природы! Ну, так что? Выбирайте, детки, или клад полоумного Фила, или мы пускаем змею!
— Змею?! — искренне удивился Амедео, — откуда эти олухи? Неужели они не знают, что нам ничего не стоит с ней договориться?
— Отсюда же до границы с Риданой рукой подать!
— Ох уж мне эта Ридана! Сейчас, поди, рады и не помнят, что никаких реформ не будет! — Да, они, они из Риданы, только, — голову Амедео сильно закружило, едва он попытался вспомнить: кто эти трое. — Нет, нет, какая разница!
— Ты знаешь: где этот клад?
— Клад? — неуверенно переспросил он. — Если честно в моей памяти произошла настоящая катастрофа: я, вроде бы все помню, но как-то неотчетливо, а стоит только прибавить к этим неясным образам четкости, все плывет перед глазами!.. Но я постараюсь. Клад Филиппа Горсина…
Воспоминание далось едва ли не с большим трудом, чем предыдущие, но ценой резкого головокружения и тошноты он указал Мирре: