Веридор. Одержимый принц

Весь путь Гвейн молча волновался, что брата могли еще чем-то пристукнуть или он пропустил какой-нибудь закрытый перелом, поэтому старался нести его аккуратнее и в то же время как можно быстрее. А Ад забыл, что его куда-то несут, настолько погрузился в свои мысли, прокручивая в голове случайно услышанный разговор. Возникло сразу много вопросов, но самым важным и следовательно, неотложным, юноша посчитал упоминание об отборе Истинного Наследника. Что-то подсказывало ему, что этот Нарцисс не ошибся и «метки» претендентов действительно артефакты — кинжалы, подаренные отцом. Значит, король решил дать шанс и ему, и Раю. Дядю Ад в расчет не брал, кронгерцог-пират не раз во всеуслышание заявлял, что скорее в корону ударит молния и она развалится на две равные половины, чем он позволит этой бесполезной железке примоститься на своей голове и пустить корни ему в мозг. На Конду думать тоже было смешно. Но Гвейн? Как боком здесь он? Кажется, дядя говорил, что претендентов назначает не только инициатор отбора, но и сами Боги. Сдурели они там, что ли?! Или им с вершин Великих гор не видно, что приворот свел с ума Гвейна и превратил в раба-убийцу?! Мелькнула мысль, сказанная сестрой, что джин привязан к какой-то вещи, и на этом фоне предположительная кража султанского перстня выглядела подозрительной. А не пронюхал ли Лихой о джине и не завладел ли его «вместилищем»? А весь этот спектакль просто разыграл. В этом случае легко объясняется, как он выжил, упав со стены. Не было никакого покушения! «Ад, ты несешь бред!» — послышался из глубины сознания голос предположительно здравого смысла, подозрительно напоминающий Рая, но юноша, почувствовав тепло от припрятанного в рукаве артефакта, поспешно отогнал от себя это наваждение.

А в сущности, какая разница, что там задумали или не задумали Лихой, Гвейн, Боги? Отбор Истинного Наследника! И решающее последнее испытание, где претенденту предстоит сразиться с самим Жестоким королем. Кому же под силу победить самого Кандора Х? Ответ пришел неожиданно, словно нашептанный постепенно нагревающимся кинжалом: ему, Аду, под силу! У каждого мага, даже самого могущественного, есть хотя бы одно слабое место, и уязвимость Кандора сын знал — бытовая магия. Достаточно бросить ему под ноги слабенькое заклинаньице, вроде чистки сапог, на которое даже продырявленного резерва Ада хватит, чтобы вызвать неконтролируемые колебания магического фона короля. Ничто, скорее всего, не взорвется да и Кандор быстро наладит контакт со своей магией, но этих считанных секунд и эффекта неожиданности должно с лихвой хватить на один полет кинжала. Всего лишь попадание точно в цель — и венец наследника принадлежит ему! А самое смешное, что Рай, который мнит себя величайшим воином Веридора, не может воспользоваться таким простым способом, потому что его «уникальный» Дар не восполнит его выженную магию.

И тут взгляд Ада уперся в рукоять кинжала, поблескивающего за поясом Гвейна. Она была украшена камнем, как и у бастарда, только у Ада был сапфир, а у Гвейна — янтарь. Нарцисс сказал, что у чернокнижника тоже «метка»… Непривычная злость, словно хлынувшая откуда-то извне, затопила Ада. Какое право этот привороженный или заговорщик — без разницы! — имеет претендовать на престол Веридора?! Даже Эзраэль лучше, который, конечно, одержимый, но хотя бы относительно в себе! А ведь Гвейн достаточно илен, чтобы перед поединком с королем раскидать всех претендентов. Последней каплей слало вставшее перед мысленным взором видение: Гвейн сидит в парадной мантии отца на троне, а перед ним, преклонив колени, стоят Рай и Конда, повинуясь знаку «короля», она поднимается и подходит к Гвейну, встает за ним, обвивает тонкими руками его шею, а сам «монарх» провозглашает на весь зал: «Её Величество королеву спас от посягательств бастарда наш брат Эзраэль, а посему ему прощаются чувства к королеве и наказанием ему будет изгнание. Синдбада казнят завтра на рассвете через четвертование. Да здравствует королева!»…

До дворцовой стены оставалось каких-то двадцать метров, и Гвейн уже раздумывал, куда в первую очередь нести брата: в его покои или все же сразу к дяде, — как вдруг почувствовал, как ему сзади слева под четверное ребро вонзилось лезвие и рукаять уперлась в спину. Последнее, что успел сделать чернокнижник, пока был в сознании, это подтолкнуть ноги Ада так, чтобы не придавить своим ничком рухнувшим телом итак еще скованного проклятьем брата.

Глава 12 О любовных невзгодах, чародейских успехах и демонических прятках