Вермахт у ворот Москвы

Наиболее существенным политическим последствием поражения вермахта под Москвой явилось возникновение конфликтных взглядов в военно-политическом руководстве Германии на перспективы войны, о чем уже говорилось в предыдущей главе, и отставка многих опытных военачальников (речь идет о снятии со своих постов фон Браухича, фон Бока, Гудериана, Штрауса, других генералов и самоназначении Гитлера главнокомандующим сухопутными войсками), которая явилась неожиданной для войск, поставила под вопрос компетенцию высшего военного руководства.

Генерал пехоты Фелькерс, командир 27-го армейского корпуса, взятый в советский плен уже в 1944 г. на одном из допросов заявил: «…Поражения последних лет – следствие плохого военного руководства. По моему мнению, было ошибкой, что группы армий и армии не могли действовать самостоятельно, исходя из обстановки на месте…» Генерал Фелькерс говорил, в основном о тех вещах, которые стали фактом после поражения вермахта под Москвой: «…Талантливые полководцы в германской армии еще имеются, но верховное командование вооруженных сил их уволило… в том числе фон Бока… Поэтому мы офицеры и генералы на фронте недовольны. Фюрер, по моему мнению, слишком мало слушает мнение своих советников…»[570]

Гитлер, в свою очередь, обвинял во всем своих генералов. Существует стенограмма его беседы с В. Кейтелем от 18 сентября 1942 г., на которой был затронут, в частности, вопрос о позиции генералитета германской армии в свете событий зимы 1941/42 г. Речь об этом зашла после того, как фюрер выразил свое недовольство действиями Йодля на южном крыле советско-германского фронта и, как бы случайно, припомнил ему старые грехи в период битвы под Москвой. Гитлер сказал Кейтелю: «…Именно он [Йодль] прошлой зимой выдвинул предложение о способе разрешения главной задачи… [Йодль предложил] немедленно отойти назад. Послушавшись его, мы потеряли бы все. И тогда он представлял не мое мнение, которое ему было хорошо известно, а наоборот мнение слабых личностей – фронтовиков. Он взял на себя роль представителя этих течений, что совершенно недопустимо…»[571]

Понятно, что Гитлер имел в виду, скорее всего, тех «личностей», которых он снял тогда с руководства войсками; среди них были Бок, Гудериан, Штраус. Однако эти «фронтовики» имели довольно твердый характер, несмотря на то, что предлагали отступать. Заметим другое: начиная с зимы 1941/42 г. мнения о путях достижения Германией своих целей в войне, имеющиеся, с одной стороны, у высшего руководства рейха, а с другой – у генералов на фронте становятся все более различными. Война теперь шла как бы в двух измерениях. Генералы, непосредственно руководившие войсками, стремились действовать, исходя из конкретной обстановки, в то время, как верховное командование упорно проводило свою линию – все более отдаленную от реальной ситуации и возможностей своих войск. Наметившееся в ходе битвы под Москвой существенное ограничение инициативы полевых командиров в руководстве боевыми операциями, несомненно, отразилось на их моральном состоянии. Требование безусловного подчинения всем приказам сверху вызывало порой непонимание и недоверие к высшему начальству. Это недоверие распространялось не только среди генералов и офицеров, но и среди рядового состава – чему способствовали продолжающиеся кровопролитные бои в обороне и отход войск на значительную глубину.

Военачальник, который, по мнению многих специалистов, произвел революцию в применении танков на поле боя, генерал Гейнц Гудериан, так оценивал зимой 1941/42 г. свою некогда непобедимую танковую армию: «вооруженный сброд, который медленно тащится назад». Критическое состояние германских войск, по его мнению, вызывало «серьезный кризис доверия как среди рядовых солдат, так и младших командиров»[572].

Наиболее здравомыслящие немецкие политические деятели, генералы и офицеры уже весной 1942 г. осознали, что после поражения вермахта под Москвой Германия не может рассчитывать на победу в войне. Именно в это время у них начинают зреть планы физического устранения Гитлера и прекращения бесполезной для рейха вооруженной борьбы. В июне 1942 г. тогда еще майор генштаба ОКХ граф фон Штауфенберг, позже совершивший покушение на Гитлера, писал генералу Паулюсу после посещения Восточного фронта: «Господин генерал, Вы лучше всех поймете, как отраден визит… там, где, не раздумывая, отдают делу все силы, где без ропота жертвуют жизнью, в то время, как вожди и образцовые руководители бранятся меж собой, защищая только свой престиж, или не могут собраться с духом, чтобы дать ответ, который спасет тысячи жизней, придаст людям уверенность»[573].