Вероника Марс

Кит, на корточках пропалывавший тюльпаны, оторвался от сорняков и посмотрел на нее. Грязная посуда и остатки лазаньи стояли на деревянном столике во дворе. Они заслужили отдых и решили поужинать здесь и насладиться вечером.

– Я слышал, аллигаторы в канализации не всем нравятся, – сказал он, вытирая со лба капли пота.

Радуясь тому, что у нее снова есть отцовская поддержка, она улеглась в гамаке.

– Я не скучаю по крошечным тесным квартирам, где нет двора и сада и окна не открываются. Ни капельки не скучаю.

Сад был ее любимым местом в доме Кита. В школе, после того, как Кит проиграл на выборах и они все потеряли, они ютились в небольшой квартире – не такой маленькой, как ее жилье на Манхэттене, но и далеко не то, что рисуешь в воображении при мысли о благоустроенной жизни. Но это был их дом, и он был уютным – это было тогда, когда они вдвоем противостояли целому миру. А перед домом был общий двор с бассейном, где можно было отдыхать и дышать воздухом.

Но сидеть в их маленьком садике, глядя на заходящее солнце, рвать сорняки и покачиваться в гамаке под деревьями, которые были намного старше ее самой, – все это казалось ей настоящей роскошью.

– Да? Еще заскучаешь, когда каждую неделю месяц за месяцем придется стричь газон, – он криво усмехнулся, глядя на нее со своего места.

– Хм. В вопросах садоводства я бы предпочла придерживаться позиции стороннего наблюдателя. Но я могу подавать тебе лимонад между прополками.

Он потянул за крепкий жилистый сорняк, вытягивая его из почвы. Густые корни спутались узлами.

– Что читаешь?

Вероника показала ему книжицу.

– Дневник Авроры. Она не писала ничего нового уже больше года, так что тут может и не быть актуальной информации. Но хотя бы есть с чего начать.

Тетрадь на самом деле была наполовину дневником, который был исписан крупным круглым почерком разноцветными чернилами, наполовину альбомом для рисования. Карандашные рисунки и узоры попадались постоянно – то рисованный Франкенштейн, волочащийся по странице, то цветок в вазе с тщательно прорисованной светотенью, то абстрактные виньетки на полях. Аврора хорошо рисовала. Слова иногда струились ровными строчками, иногда сползали набок, так что приходилось разворачивать блокнот, или скручивались спиралью, обвивая ее рисунки.

Я не вынесу еще одного дня среди этих зомби с мертвыми глазами.

Каждый раз, когда миссис Нельсон на уроке неправильно произносит слово «хламидиоз», где-то получает крылья ангел. Или сразу хламидиоз?

Наш главный лицемер читал мне сегодня лекцию о вреде алкоголя и наркотиков. Это в «Анонимных алкоголиках» из людей делают идиотов, или он еще до этого выжег себе все извилины?

Аврора не всегда была настроена враждебно: почти на каждой странице упоминался некто Баркли, судя по всему, их пес, иногда в сопровождении рисованных сердечек и смайликов. Целая страница была уделена портрету Хантера: он был изображен с серьезным и недоверчивым выражением, и под рисунком было написано: «Босс». Но за дневником стал проступать образ девушки вспыльчивой и раздражительной. Аврора Скотт была умной, творческой, вздорной, скучающей. В отличие от Хейли Деуолт, она не хотела угождать никому, кроме себя самой.

– Как мама?

Сквозь кроны деревьев Вероника посмотрела в небо. Когда сегодня утром по маленькому телевизору показали Лиэнн, никто из них даже не назвал ее по имени. Вероника с открытым ртом смотрела пресс-конференцию, оцепенев от ужаса, и только когда на экране вновь показали Триш Терли, ей пришло в голову, что, должно быть, чувствовал сейчас Кит. Но не было времени ничего обсуждать. Позвонила Петра Ландрос, и Вероника в спешке собралась и ушла из дома.

Когда она вернулась, на столе уже стоял ужин и бокалы с вином. Они поели в вежливом молчании. Ей казалось, он ждет, что она первая затронет эту тему. И она пару раз пыталась, но закрывала рот, ничего не сказав. Может, это было так тяжело в силу привычки – они с Китом могли говорить почти на любые темы, но Лиэнн была одной из редких тем, которых они избегали.

Сейчас она приподнялась в гамаке на локте, чтобы посмотреть на отца.

– Испугана. В отчаянии.

Кит кивнул, не глядя на нее. Он воткнул тяпку в рыхлую почву, пытаясь извлечь оттуда глубоко вросшие длинные корни очередного сорняка. Она понаблюдала за ним и продолжила:

– Но не считая этого, кажется, у нее все хорошо, – она помолчала. – У нее еще один ребенок. Мальчик.

Кит кивнул.

– Я видел в газете, – он сделал паузу. – Ты с ним встречалась?