Вертинский. Как поет под ногами земля

Нет, тут никакого послания для эмигрантов нет, тем более что эмигранты, конечно, очень любят Россию, но они все-таки не идиоты. Понимаете? Как в известном анекдоте, когда племянник русского эмигранта приходит в посольство просить для него визу и говорит: «Понимаете, дядя слепнет и хочет в последний раз увидеть Россию». Ему говорят: «Может быть, он насовсем захочет остаться». Он говорит: «Нет-нет, что вы. Он ослеп, а не о…уел». То, что концепция этого советского патриотизма «мы любим нашу Родину любой и нам совершенно неважно…» – так ее любить хорошо где-нибудь в Кливленде. По большому счету, конечно, это востребованная тема. Конечно, возвращение Вертинского там будет всячески обыграно. Конечно, он великолепный персонаж, его хорошо играть. Хорошо играть потому, что есть простой и наглядный рисунок роли. Очень мне грустно, но о Вертинском ничего хорошего сделать нельзя, потому что все хорошее о Вертинском уже сделал сам Вертинский. К этому что-либо добавлять бессмысленно.

Про современное исполнение Вертинского, например Хоронько, что вы можете сказать?

Про Хоронько ничего не могу хорошего сказать. Нет, я люблю «Хоронько-оркестр», но не Хоронько петь Вертинского. У него другой темперамент. Борис Борисович Гребенщиков очень хорошо спел Вертинского. Мне очень нравится, как он это сделал, хотя мне кажется, что Окуджаву он поет лучше. Многие пели Вертинского. И Вертинский, обратите внимание, в отличие от Высоцкого или Башлачева, не повесил за собой кирпич. Есть такие авторы, которые не ставят окончательного авторского клейма. Другие люди могут петь их песни. Цой, например. Его песни может петь даже Земфира, даже Сурганова. И надеть на себя маску Вертинского могут самые разные люди. Я видел, например, как Глеб Самойлов пел Вертинского. Это было очень точно всегда. Под Вертинского работать можно. Но при этом должна присутствовать некоторая степень иронической рефлексии, самоиронии. Помните, когда тот же Ким поет под Вертинского, хотя он на него совершенно не похож, но какие-то черты грустного Пьеро мы в нем видим. Это манера, которую может взять любой. Просто нужно соблюдать самоиронию. Самоиронию нужно соблюдать вообще во всем, что вы делаете.

Как вам американские студенты? Правда же, наши умнее и лучше?

Понимаете, я бы не стал вообще сравнивать, потому что, когда Россия пытается подражать Америке, скажем, решать судьбы чужих народов, у нее всегда почему-то получается Луганск. А вот у Америки – не всегда. Если говорить серьезно, то я бы не хотел сейчас влезать в конкретные сравнения. Понимаете, что самое обидное, – я делаю там ровно то же, что и здесь: до четырех преподаю, с четырех пишу. Пишу либо в российские издания, потому что за мной сохраняются все мои работы, либо переписываю отдельные какие-то главы о Маяковском, потому что там к моим услугам очень хорошая библиотека, очень большая. Там я многое могу уточнить. Сейчас же, как явствует из последней рецензии Галины Юзефович – есть у меня такой особенно чтимый критик – главным достоинством любой книги является обширная библиография, судя по тому, за что она хвалит сейчас некоторых. Я теперь стараюсь нарастить библиографию так, чтобы Галина Юзефович просто не скоро пришла в себя.

На самом деле американские студенты отличаются от русских только по одному параметру: если ты даешь американскому студенту задание сделать что-то к следующему семинару, он это делает, в особенности если он китаец. Но русский студент, который ничего не сделал, так вдохновенно и гениально может сымпровизировать, просмотрев текст за три минуты до семинара, как никакой американец, конечно, этого не сделает. В остальном – мы дружим так же, и даже, я вам скажу, мы ходим в ровно такое же заведение. Со своими здешними студентами я традиционно имел обыкновение ходить в «Рюмочную», а там есть очень похожее место под названием «PG Pancakes», расположено оно непосредственно напротив здания, где у меня бывают эти семинары. Точно так же мы туда ходим, и точно те же песни мы поем. Иногда у меня возникает ощущение, что Россия меня не отпускает и тут же отстраивается везде, где я оказываюсь. Это нормальная участь русского эмигранта. Спасибо вам большое, ребята. Увидимся.