Виконт де Бражелон или десять лет спустя. Том 2

Во всяком случае, судя по письмам Мазарини, суперинтендант позаимствовал из государственной казны миллионов тридцать. Дело серьезное.

Арамис так крепко сжал кулаки, что ногти вонзились в ладони.

– Как! – воскликнул он. – У вас есть такие письма и вы не сказали о них господину Фуке?

– Такие вещи держат про запас, – возразила герцогиня. – Приходит нужда, и их вытаскивают на свет божий.

– Разве нужда уже пришла? – спросил Арамис.

– Да, мой милый.

– И вы собираетесь предъявить эти письма господину Фуке?

– Нет, я предпочитаю поговорить о них с вами.

– Видно, вам очень нужны деньги, бедняжка, раз вы думаете о таких вещах; вы так мало ценили прозу господина Мазарини. Кроме того, – холодно продолжал Арамис, – вам самой, вероятно, тяжело прибегать к этому средству. Жестокое средство!

– Если бы я хотела сделать зло, а не добро, – сказала герцогиня де Шеврез, – я не стала бы обращаться к генералу ордена или к господину Фуке за пятьюстами тысячами ливров, которые мне нужны…

– Пятьюстами тысячами ливров!

– Не больше. Вы находите, что это много? Восстановление Дампьера обойдется не дешевле.

– Да, сударыня.

– Итак, я не стала бы обращаться к названным лицам, а отправилась бы к своему старому другу, вдовствующей королеве; письма ее супруга, синьора Мазарини, послужили бы мне рекомендацией. Я попросила бы у нее эту безделицу, сказав: «Ваше величество, я хочу иметь честь принять вас в Дампьере; позвольте мне восстановить Дампьер».

Арамис не ответил ни слова.

– О чем вы задумались? – спросила герцогиня.

– Я складываю в уме, – произнес Арамис.

– А господин Фуке вычитает. Я же пробую умножать. Какие мы все чудесные математики! Как хорошо могли бы мы столковаться.

– Разрешите мне подумать, – попросил Арамис.

– Нет… После такого вступления между людьми, подобными нам с вами, может быть сказано только «да» или «нет», и притом немедленно.

«Это ловушка, – подумал епископ, – немыслимо, чтобы такая женщина была принята Анной Австрийской».

– Ну и что же? – спросила герцогиня.

– Я был бы очень удивлен, если бы в данный момент у господина Фуке нашлось пятьсот тысяч ливров.

– Значит, не стоит об этом говорить, – усмехнулась герцогиня, – и Дампьер пусть сам восстанавливается, как хочет.

– Неужели вы в таком стесненном положении?

– Нет, я никогда не бываю в стесненном положении.

– И королева, конечно, сделает для вас то, чего не в силах сделать суперинтендант.

– О, конечно… Скажите, вы не желаете, чтобы я лично поговорила об этих письмах с господином Фуке?

– Как вам будет угодно, герцогиня, но господин Фуке либо чувствует себя виновным, либо не чувствует. Если он чувствует, то он настолько горд, что не сознается; если же не чувствует за собой вины, эта угроза очень его обидит.

– Вы всегда рассуждаете, как ангел.

И герцогиня поднялась с места.

– Итак, вы собираетесь донести на господина Фуке королеве? – заключил Арамис.

– Донести?.. Какое мерзкое слово. Нет, я не стану доносить, дорогой друг; вы слишком хорошо знакомы с политикой, чтобы не знать, как совершаются подобные вещи. Я предложу свои услуги партии, враждебной господину Фуке. Вот и все.

– Вы правы.

– А в борьбе партий годится всякое оружие.

– Конечно.

– Когда у меня восстановятся добрые отношения с вдовствующей королевой, я могу стать очень опасной.

– Это ваше право, герцогиня.

– Я им воспользуюсь, мой милый.

– Вам небезызвестно, что господин Фуке в прекрасных отношениях с испанским королем, герцогиня?

– Я это предполагала.

– Если вы поднимете борьбу партий, как вы выражаетесь, господин Фуке начнет с вами борьбу другого рода.

– Что поделаешь!

– Ведь он тоже вправе прибегнуть к этому оружию, как вы думаете?

– Конечно.

– И так как он хорош с испанским королем, он и воспользуется этой дружбой.

– Вы хотите сказать, что он будет также в добрых отношениях с генералом ордена иезуитов, дорогой Арамис?

– Это может случиться, герцогиня.

– И тогда меня лишат пенсии, которую я получаю от иезуитов?

– Боюсь, что лишат.

– Как-нибудь выкрутимся. Разве после Ришелье, после Фронды, после изгнания герцогиня де Шеврез может чего-нибудь испугаться, дорогой мой?

– Вы ведь знаете, что пенсия достигает сорока восьми тысяч ливров в год.

– Увы! Знаю.

– Кроме того, во время борьбы партий достанется также и друзьям неприятеля.

– Вы хотите сказать, что пострадает бедняга Лек?

– Почти наверное, герцогиня.

– О, он получает только двенадцать тысяч ливров.

– Да, но испанский король особа влиятельная; по наущению господина Фуке он может засадить господина Лека в крепость.

– Я не очень боюсь этого, мой милый, потому что, примирившись с Анной Австрийской, я добьюсь, чтобы Франция потребовала освобождения Лека.

– Допустим. Тогда вам будет угрожать другая опасность.

– Какая же? – спросила герцогиня в притворном страхе.

– Вы знаете, что человек, сделавшийся агентом ордена, не может так просто порвать с ним. Тайны, в которые он мог быть посвящен, не сны: они приносят несчастье человеку, узнавшему их.

Герцогиня задумалась.

– Это серьезнее, – проговорила она, – надо все взвесить.