— За этим диваном? — спросила Элизабет, показывая на диван у дальней стены.
— За этим самым. Можешь себе представить, каким сюрпризом для меня было появление Николаса вместо прелестной юной леди…
— Имя которой ты позабыл, — не без яду вставила свое слово Лиззи.
— Оно тебе ни к чему. Так или иначе, Николас был в библиотеке, а я пытался придумать, как объяснить ему мое присутствие, но тут вошла ты. Я не имел представления, каким образом выпутаться из создавшегося положения без величайшего конфуза для всех заинтересованных лиц, и решил, что лучше всего сидеть молча.
Лиззи скрипнула зубами.
— Значит, ты сидел за диваном все время? Он кивнул.
— Но ты никогда не сказал мне об этом ни слова. — Лиззи скрестила руки на груди. — Почему?
— Потому что тогда я думал, что Николас прав. — Джонатон слегка приподнял плечи и посмотрел Лиззи в глаза — ни дать ни взять самый настоящий герцог, а не какой-то противный старший брат. — Я решил, что происходящее между вами гораздо менее значительно, чем то, что существует между тобой и Чарлзом. Однако оглядываясь назад, я начинаю думать, что был тогда не прав.
—Что?
— Я уверен, что вы с мужем любили друг друга, но далеко не убежден, что то была… — он сделал паузу, — …великая страсть.
— Великая страсть? — Лиззи повысила голос. — Ты спятил? Великая страсть? Не могу поверить, что ты смог сочинить нечто столь смешное. Явно начитался маминых романов и папиных стихов! Великие страсти существуют только в романах и стихах, в реальной жизни им нет места. — Она произносила эти слова без раздумья, а в глубине сознания дивилась тому, когда успела стать такой скучной ханжой.
— Хорошо, я скажу иначе, — очень спокойно заговорил Джонатон, взгляд которого при этом был полон скепсиса. — Я не уверен, что ты была такой счастливой, какой могла бы стать.
Что за невероятная чушь! — Лиззи вздернула подбородок. — Мы с Чарлзом любили друг друга, и это была и в самом деле величайшая страсть. Мы были счастливы друг другом. Слова «блаженство» недостаточно, чтобы определить нашу жизнь. Если бы Чарлз не умер, то, смею сказать, мы пребывали бы по отношению друг к другу в состоянии экстаза до самой смерти.
— Именно поэтому ты считаешь должным объявить мне об этом во всю силу твоих легких, — произнес он самым кротким тоном.
Ей снова захотелось его отколотить.
— Ты выводишь меня из себя, Джонатон. С меня достаточно.
Она схватила свою шляпу и плащ и направилась к двери. Останься она еще хоть на минуту, она бы задушила братца, и вообще у нее не было ни времени, ни терпения, которые она могла бы сейчас потратить на него. Нет, Элизабет и так уже потратила много и того, и другого, чтобы изгнать Николаса — сэра Николаса — из своей жизни, и она не может позволить ему вернуться в эту жизнь без борьбы. И если она собирается вступить в бой с человеком, который так многого добился, она должна использовать все оружие, какое есть в ее распоряжении, не теряя ни минуты времени.
Леди Лэнгли, Элизабет Лэнгли, — взрослая женщина, она далеко ушла от легкомысленной Лиззи Эффингтон. Она более чем достойный противник для Николаса Коллингсуорта.
— Куда ты идешь?
— Первым долгом я отправляюсь уведомить моего поверенного, эту продажную мерзкую крысу, что в его услугах более не нуждаются. Затем я намерена нанести визит поверенному отца, который защищал интересы моей семьи — не Чарлза, и не Коллингсуорта — бессчетное количество лет, и попробую выяснить, что можно предпринять в связи со всем этим делом.
Она снова повернулась к брату резким движением.
— Независимо от того, какую жизнь мы вели с Чарлзом, я не позволю ему дотянуться до меня из могилы и поместить меня в милую, уютную, не требующую умственных усилий нишу, в которой мне, по его мнению, место, словно я — фарфоровая куколка. И я не позволю самоуверенному, высокомерному чужаку, заинтересованному только в том, чтобы увеличить свое состояние, контролировать мою жизнь и будущее моих сыновей.
— Желаю тебе успеха, Лиззи! — В голосе Джонатона прозвучало искреннее восхищение. — Можешь рассчитывать на мою помощь, если она тебе понадобится.
Лиззи посмотрела на него с едкой иронией во взгляде:
— Это самое меньшее из того, что ты можешь сделать.
— Я готов это сделать в любой подходящий момент. Но ты вполне можешь положиться на милосердие Николаса.
— Никогда!
— Вероятно, милосердие — не совсем удачно выбранное слово. Но Николас — очень умный человек и весьма опытный делец. Если ты, вернее, мы просто покажем ему, насколько хорошо ты управлялась с деньгами Чарлза, то есть, извини, с твоими деньгами, он, может, согласится оставить все как есть. Пожалуй, даже лучше будет, если ты пришлешь свои счетные книги, а я передам их ему самолично.
— Я пришлю их немедленно. Ты в самом деле полагаешь, что есть хотя бы отдаленная возможность, что он оставит все как есть?
Не знаю, Лиззи, но ты не забывай, что он не только друг Чарлза, но и мой. Раньше он был человеком вполне добропорядочным, и я не думаю, что он существенно изменился.
— Ты веришь, что хоть кто-то, сделавший состояние на торговле, может остаться добрым и порядочным?