Вкус подчинения

Для Давида это стало загадкой, как двоичный код в системе, который давался ни каждому.

Но именно Давид, семья которого была не слишком озабочена сыном, умел с самого детства взломать любую самую защищенную систему.

Мир интернета стал для него отдушиной от постоянных ссор родителей, которые обязательно заканчивались избиением неверной матери.

Он очень хотел остановить это, очень хотел контролировать свою жизнь, а в итоге научился контролировать лишь цифры.

Они поддавались ему легко и желание быть дирижером и в реальности, и направило его на путь доминирования.

Уже по пути домой, облаченный в темно синий костюм от Армани, Давид размышлял, кто же все-таки Майя. На, ум приходили разные варианты, и ему не нравился не один из них.

Что именно может заставлять женщину шарахаться от мужчин. Насилие. Так ведут себя изнасилованные. И это самое страшное, потому преодолеть барьер нежелания снова оказаться под кем-то, будет самым сложным.

Еще был вариант, что она искусно притворяется, и еще в больнице поняла, кто он, а потом просто поймала в клубе ради денег.

Но самое главное, несмотря на эти не слишком радужные варианты, он помнил, как темнеют ее глаза, когда она смотрит на него, как приоткрываются её пухлые губы, о которых можно читать сонеты, а насколько рванное у нее дыхание при одном его прикосновении к телу.

Да, тут и гадать не надо, ее накрывает точно так же, как его. И если Давид сдерживается по причине неуверенности, что правильно распознал тот самый код, то о ее чувствах он даже не подозревал.

Ему нужно было убедиться, убедиться, что она истинная саба, что необыкновенная шлюха, играющая роль, а та, кто желает время от времени забыться в этой острой будоражащей игре по настоящему.

Но если в начале вечера это желание было лишь моросящим дождиком, то после мероприятия, на котором Майя предстала перед всеми очередной любовницей, желание выбить из нее правду стало ливнем обжигающим мозг.

Воспаляя его, впрыскивая в кровь яд злобы и гнева.

Она могла бы уже стать его невестой, он бы открывал перед ней мир подчинения и доминирования, а в итоге ее уже хочет купить другой извращенец.

Тот, кто любит оставлять порезы на теле жертв, как плеткой, так и ножами.

— Раздевайся, — требует Давид, стискивая в руках рукоять длинной палки с несколькими полосками кожи на конце. Они не должны причинить сильной боли, но если бить долго, да еще и в одно и тоже место, ожог обеспечен.

Но что принесет он Майе, страх, боль, или удовольствие?

Она поворачивается спиной, убирает с одного плеча волосы, оставляя его обнаженным, и таким прекрасно тонким.

Ей стыдно? Или это игра?

Он уже хотел приказать повернуться, но приятная нега предвкушения, разлившаяся по телу заставляет его умолкнуть.

Просто наблюдать за тем как она заводит руки за спину. Как пытается нащупать замочек.

Усмешка касается его губ, когда после третьей попытки руки ее безвольно опускаются. Ну что ж, даже раздевание он будет контролировать сам.

Он подходит близко, долго рассматривает совершенство кожи, окрашенной в приятные томные тона желтого цвета и ведет линию над кромкой платья, которое планирует скоро снять. Сорвать его так же, как маску, под которой скрывается его истинная саба, его настоящая женщина.

Он с восторгом чувствует, как дрожь пробегает по телу Майи, а когда он начинает тянуть за молнию, то сразу слышится тихий стон.

Под платьем нет бюста, он еще в машине это оценил, когда мял груди, сжимал соски с удовольствием, ощущая тугое кольцо пухлых губок на своем члене.

Под платьем лишь трусы, Давид подцепляет их пальцами, тянет на себя, чтобы они впились в кожу, целует то самое плечо и резко отпускает ткань.

Она со смачным звуком шлепает Майю, от чего та издает громкий вскрик, но внезапно изгибается в пояснице.

Давид доволен. Как мало надо сделать Майе, чтобы сделать его довольным.

Стон, прогиб, обнаженное плечо и правда.

Правда…

— Кто ты? — снова шепчет он на ухо и прикусывает его, массируя шею. — Скажи мне кто ты на самом деле?

— Я… — поджимает она ягодицы, когда Давид прижимается к ним своим внушительным бугром. — Не знаю. Не понимаю, о чем вы спрашиваете. Мне очень жаль.

— Мне тоже очень жаль, — говорит Давид и гневно сдергивает платье с плеч ног, рвет трусы и толкает Майю на кушетку, такую же мягкую, как все в этой комнате.

Будь тут белые цвета, можно было подумать, что это комната для безумца. И порой именно таким считал себя Давид.

Особенно сейчас, когда буквально хочет сожрать, эту бледную упругую плоть ягодиц.

Она оттопырила их, держа ноги в чулках прямо, хотя видно что ей хочется их согнуть.

— Скажи правду!

(арт визуализация Давид и Майя)

— Какая, правда вам нужна?

— Ты шлюха? Как много мужчин у тебя было?

Молчание только злило его и принесло в руку желание ударить.

Он, с шумным выдохом подчинился, опуская плеть прямо на ягодицу.

И снова ни звука, ни стона, словно она терпит. Но ему не нужна мученица, ему нужна саба!

Новый удар и прогиб в спине стал больше, а запах женственности ударил струёй в нос.

Еще удар и член стал ныть от возбуждения.

Новый удар — сильнее, еще один и еще.