Влюбленный

Влюбленный

Предисловие

Еще ребенком, засыпая, я часто пытался уловить приход сна. И всегда граница между явью и сном как‑то незаметно расплывалась, и я мягко терял контроль. Приходило утро. Проснувшись, я не мог вспомнить, в какой именно момент щелкнул выключатель и погасил реальность. Мне вспоминалось стадо баранов, которых я нарочно пересчитывал вслух, но, на каком барашке меня сморил сон, оставалось тайной.

Именно в тот самый момент, который ты подстерегаешь, мысли расплываются, теряют форму, точно кто‑то убирает внутренний магнит, удерживающий все в определенном порядке. Ты перестаешь думать о конкретном, последний баран в твоей голове превращается в бесформенное облако, и ты проваливаешься в небытие, в пустоту, в вечность. Утром кто‑то невидимый взмахивает волшебной палочкой, магнит возвращается, мир из осколков собирается в целое. Ты открываешь глаза и радуешься новому дню.

А если волшебная палочка не разбудит тебя?

Я часто задумываюсь о смерти. И не потому, что боюсь или чувствую ее приближение. Я здоров и хотел бы протянуть по меньшей мере еще пару десятков лет. Мысли о смерти заботят меня в той же мере, как режиссера — кульминация его произведения.

По молодости человек придает непомерное значение мелочам, как будто смотрит на все через увеличительное стекло, но с годами реальные встряски и происшествия вынуждают его видеть все иначе. Появляется внутренняя масштабная линейка. Конечно, помимо смерти, в жизни есть еще одно равновеликое, ключевое событие — это рождение. Но сегодня, на пути к «светлому будущему», я отдаю предпочтение не началу, а концу, смерти — последнему форпосту сознания, последней черте.

Моя бабушка, будучи сорокалетней, приготовила самый дорогой, самый красивый наряд, чтобы лечь в нем в гроб. Я знаю людей, которые тщательно составляют завещание, стараясь возыметь силу после смерти. Видел грешников, которые годами вымаливают у Господа прощение. Встречал жизнелюбцев, безраздельно увлеченных делами. Знал пьяниц, заливающих горе вином. Отношений к смерти великое множество. Люди применяются к неизбежному концу — каждый по — своему.

Эта книга — освоение финала, мой подступ к нему.

И так как хороший финал прячет свои корни в начале произведения, я тоже начну с начала. Со своего зарождения. Да- да, именно с за — рождения, это не опечатка. Дело в том, что моя мать оставила подробные записи об этих днях. Незадолго до смерти, по просьбе друзей, она написала подробный отчет о своем беспримерном переходе через линию фронта (май 1943 — январь 1944). Она совершила этот путь беременной. И так как она была беременна мной, то в этих записях я нашел и себя. Вчитываясь в документальные страницы, оставленные моей матерью, я как бы снова совершал с нею свое дородовое путешествие

Рождение Родины

Часть первая

Я открываю первую мамину тетрадь. Всего их девятнадцать.

Мама была учительницей, а потому тетрадки у нее были ученические, в голубую линейку с полями. Писала мама фиолетовыми чернилами, пером № 11, с аккуратным каллиграфическим нажимом.

Я, Прокопенко Галина Антоновна, родилась 15 июня 1922 года в селе Скалеватка криворожского района.

Моя мама была красивая женщина и мечтала выйти замуж не за моего отца, а за другого парня, но тот предпочел другую.

Я Родилась первой и была очень слабой и болезненной. бабушка оляна (тетя моей мамы) призналась мне потом, что уговаривала мою мать выкинуть мёня в уборную.

Долгие годы, вплоть до самой своей смерти, баба Оляна, увидев меня, принималась плакать:

— Прости меня, дытыночка, что я тебя убить хотела. Прости, Галочка, горювальница ты моя, прости.

У меня было три брата: Иван, Михаил и Дмитрий, который умер младенцем, и две сестры: Анна и Мария.

Мама меня не любила. А отец любил. Жалел.

Весной 1941 года я окончила Новомосковское педагогическое училище и в самом начале Великой Отечественной войны вернулась домой.

Во время немецкой оккупации я стала членом подпольной организации «Родина».

Несмотря на слабое здоровье, характер у меня всегда был оптимистичный и озорной. Война не изменила его.

Я организовывала побеги молодежи перед их отправкой в Германию. Как‑то меня выследили и арестовали. Заперли на третьем этаже сборпункта (в Кривом Роге).

Я Выждала, когда вокруг дома столпилось много провожающих, открыла окно и на глазах у толпы выбралась наружу. прошла по узенькому карнизу третьего этажа до балкона, спрыгнула с него на балкон второго этажа, оттуда — на землю и смешалась с толпой.

Полицейский Иван Кистерец говорил одному знакомому:

— Галя — это не девушка, а дьявол. Проведет любого полицая. Немцев и подавно. Черт какой‑то, а не девушка.

Среди подпольщиков мне нравился один инженер по имени Рафаил Нахапетов. Ему было тогда чуть меньше тридцати лет. Он был интересный человек и умел рассказывать о жизни красиво. Мы полюбили друг друга. В начале мая 1943 года я зачала от него.

А дальше последовало задание, о котором я и хочу рассказать.