Во имя отца и сына

- Да, Емельян Прокопович, что-то не получается у вас. Посмотрим, посоветуемся и будем решать. А вам советую серьезно подумать. - И, поднявшись над столом, рыхлый, но бодрящийся, закончил: - У меня все. Можете быть свободны.

- У меня есть вопрос, - продолжая сидеть, сказал Глебов. - Я все же так и не понял, в чем вы меня, собственно, обвиняете?

- Подумаете на досуге - поймете, - хмуро бросил Чернов и добавил: - Мы еще вернемся к этому разговору. До свидания.

Было еще светло, когда Глебов вышел из райкома. Тяжело и муторно было на душе у Емельяна. Чернов уклонился от ответа на его вопрос. Обвинить человека в плохой работе, не подтвердив это серьезными фактами, было по меньшей мере несправедливо. Последние слова Чернова звучали уже угрозой: не справился, мол, будем решать. Что? Дальнейшую судьбу коммуниста и человека. Чернов советовал "серьезно подумать". Над чем? Над проступками, которых Глебов не совершал, над несуществующими ошибками? Емельян, думая об этом, все время ловил себя на мысли, что Чернов был с ним неискренен и неоткровенен. Он говорил Глебову одно, а думал совсем другое, сознавая шаткость и неубедительность своих обвинений.

Из райкома Глебов, как обычно, домой шел пешком: лучше думалось. Он еще не знал, что по заводу, по цехам, как мокрый, зыбкий туман, уже расползался слушок, что секретарь парткома оскандалился на партийном активе, был позорно удален с трибуны за то, что пытался произнести глупую речь. Сергей Кондратьевич Лугов узнал об этом от Полякова, когда они встретились после работы. у проходной.

- Не везет нам на секретарей парткома, - с деланным сожалением говорил начальник отдела снабжения. - А на вид как будто и ничего. А? На вид Глебов ничего? Говорить умеет. Вот так оно и бывает: наружность обманчива.

И ушел, довольный, торжествующий, оставив Лугова в растерянности. Нехорошо было на душе у старика от такой вести. Противно было смотреть на Полякова, который недавно, выступая на партсобрании, рассыпался в комплиментах Глебову. "Прохвост, он и есть прохвост", - решил Сергей Кондратьевич, направляясь к автобусной остановке.

Теперь Сергей Кондратьевич жил в новом доме, на первом этаже, занимал двадцатиметровую комнату в двухкомнатной квартире. Во второй комнате обитала старуха-пенсионерка, сухонькая, говорливая неграмотная женщина, у которой есть дочь, растут внуки. Живут они где-то в Измайлове. К ним она ездит редко: не ладит с зятем. Лет десять, как поссорились. Лизавета Петровна - так звали соседку Лугова - не желает мириться с зятем. И никакой помощи от них не принимает. Живет на пенсию: тридцать четыре рубля в месяц. Сидит либо в кухне, когда Сергей Кондратьевич дома, либо в садике на скамейке с соседками. И болтает, болтает без умолку. Только этим и живет.

Сергей Кондратьевич вошел в квартиру с думой о Глебове. Главное, никто еще толком не знал, что произошло, а уже болтают, судят.

В жизни случается, когда напряженно о ком-нибудь думаешь, глядь, а он тут. Так случилось и теперь: только Сергей Кондратьевич расположился почаевничать - на пороге Глебов. Старик приглашал его посмотреть свое новое жилье. Глебов обещал зайти как-нибудь. Лугов думал, что это, как обычно, вежливая благодарность, и поэтому, увидев Емельяна, обрадовался, даже растерялся от неожиданной радости:

- Емельян Прокопович… Вот хорошо, что зашел.

Старик смотрел на Глебова, пытаясь по выражению лица определить душевное состояние.

- Шел мимо, дай, думаю, зайду, с новосельем поздравлю.

Глебов вошел в комнату и осмотрелся. Светло и чисто. Этажерка с книгами, старенький телевизор и новая недорогая радиола: внучка подарила на новоселье. Старик любил музыку слушать. Да и сама внучка частенько сюда забегала с пластинками и угощала дедушку либо поросячьим визгом, либо гнусавым завыванием. Где она их только и достает!

Случай такой, что чаем не отделаешься: старик достал из шкафа графинчик водки.

На тумбочке лежал толстый том в синем переплете. "Преображение России", - узнал Глебов. Старик поймал его взгляд, пояснил:

- Штудирую свою роль. Скоро репетиция. А хороший спектакль должен получиться! Как ты считаешь?

- Должен!

Сергей Кондратьевич поставил закуску: квашеная капуста, селедочка с лучком, колбаса. Налил по стопке. Емельян поднял свою:

- Желаю, Сергей Кондратьевич, чтоб в этой квартире не водились хвороба, тоска и разные там клопы-паразиты. Пусть всегда эта комната будет полна радости!

- Спасибо, Емельян Прокопович. Спасибо, дорогой. Глебов рассказал ему о партийном активе, о выступлениях. Не умолчал о речи Гризула и о своем возражении ему.

- И правильно сделали, - одобрил Лугов. - Это очень хорошо.

- Хорошо или не хорошо, только договорить мне не дали. - Глебов вздохнул и с грустью посмотрел на графин. Старик понял этот взгляд по-своему, наполнил рюмки. А Емельян продолжал: - Товарищу Чернову не понравилось мое выступление.

- Это чем же не понравилось? - встревожился старик и посмотрел на Глебова. Лицо его стало строгим.