Приехавший в Петербург кавказский офицер Торнау оставил свое воспоминание об официальных маскарадах: «Маскарады, наравне с балами, отбывались тогда на Невском проспекте в доме дворянского собрания. Николай Павлович очень любил такого рода собрания и не пропускал случая бывать на них. Характерные маски тут не встречались: черное домино для мужчин, цветное — для женщин, при полумаске, считалось единственно дозволенным средством переряжанья. Военным запрещены были маски. Обязательная маскарадная форма состояла из мундира, без шпаги и сабли, каска на голове и на левом плече коротенькая черная шелковая испанская мантия, отороченная кружевом, подбитая красною тафтою. При этом наряде запрещено было кому бы то ни было, и меньше всего государю кланяться или отдавать военную честь. Николай Павлович хотел на маскараде оставаться совершенно незамеченным, забавляясь без всякой помехи интриговавшими его женскими масками».[168]
Костюмированный бал. Литография И. и Н. Вдовичевых. 1820-е гг.
С 1829 года перестроенный и роскошно отделанный дом «миллионщика» В.В. Энгельгардта на углу Невского проспекта и Екатерининского канала представлял собой лучший концертный зал и центр музыкальной жизни Петербурга. Кроме того, хозяева приспособили дом для всевозможных публичных увеселений, с кофейнями, ресторанами, но самые большие толки в светских гостиных и отзывы в газетах вызывали в 1830-х годах знаменитые маскарады у Энгельгардта.
В отличие от залов Дворянского собрания, здесь и военные могли полностью перевоплощаться. Наряжаясь в костюмы прошедших эпох, экзотических народов или балаганных персонажей, скрывая лица под масками, стараясь изменить даже голос, люди беззаботно веселились, танцевали, мужчины преследовали дам, дамы заигрывали с мужчинами. Самой распространенной фразой для завязки интриги было «Я знаю вас», или «Маска, я тебя знаю». Собеседнику оставалось гадать, действительно ли его знают, и кто скрывается под маской, или это игра незнакомки с незнакомцем. Когда вечер заканчивался, гости снимали маски. Желающие остаться неузнанными к этому времени старались исчезнуть, оставляя после себя неразгаданные загадки. В полном костюме — пастушек, испанских грандов и испанок, пьеро, арлекинов, рыцарей, шутов, турок и турчанок и так далее, были не все. Многие танцевали в обычной одежде и черной полумаске.
Среди многочисленной костюмированной публики здесь бывал и офицер Л.-гв. Гусарского полка Лермонтов. Впечатления, полученные в этих залах, легли в основу написанной им в 1835 году драмы «Маскарад», главная интрига которой завязывается именно в доме Энгельгардта. Гвардейский офицер, такой как лермонтовский князь Звездич, пускаясь в маскарадные приключения, мог быть завлечен маской, которая впоследствии могла оказаться кем угодно, от благородной аристократки до девицы, которую никто бы не допустил в приличное общество. На это намекает ему Арбенин:
Кроме балов и маскарадов важное место в жизни каждого гвардейского офицера в Петербурге занимал театр. Партеры и ложи переполнялись блестящими мундирами всех полков. Николаевская эпоха сбыла временем расцвета русского театра. Артист Бурдин писал: «По обилию талантов русский театр был тогда в блестящем состоянии. Каратыгины, Сосницкие, Брянские, Румянцев, Дюр, Мартынов, Самойловы, Максимов, Асенкова… Балет тоже отличался блеском имен во главе первоклассных европейских балерин: Тальони, Фанни Эльслер, Черито, Карлотта Гризи и др., а французский театр по своему составу мог соперничать с Comedie-Francaise, довольно назвать супругов Аллан, Брессанс, Дюрфура, Плесси, Вольнис, Мейер, Бертон, Руже, Готи, Верне, позднее Лемениль и другие».[170]
Многолетний директор Императорских театров Александр Михайлович Гедеонов в молодости был боевым офицером-кавалеристом, участником наполеоновских войн; в числе полков, где ему пришлось послужить, был и Кавалергардский. На новом поприще тайный советник Гедеонов, несмотря на свой тяжелый характер и недостаточно глубокое понимание искусства, много сделал для развития отечественной сцены, оставив благодарные воспоминания и артистов, и публики.