Нас с Ромчиком определили на постой, выдали вечернюю пайку и обиходили как родных. А еще, что мне понравилось, наверное, больше всего — Малья (так звали эту чудесную женщину) не стала строить из себя скромницу и спокойно, с достоинством приняла предложенную плату.
Почему я решил расплатиться сразу? Да грызло меня одно предчувствие. Я когда поужинал, то согласился еще немного посидеть за настоечкой с сыном Хонира. Решил, что неплохо будет поговорить о том, о сем, узнать то, чего у его отца не успел. Ну и узнал от него, что бандитов Кривого давненько уже не видели в этих краях. Хотя, раньше те чуть ли не каждые пару недель приезжали требовать дань. А тут прошло уже три, и тишина.
И вот что-то мне подсказывало, что с моим везением те припрутся аккурат в тот момент, когда я буду тихо-мирно сопеть себе в две дырки. Вот и расплатился заранее, чтобы не обижать добрых людей, если вдруг что. И Ромчика распрягать не стал по той же причине.
С рассветом пришло понимание, что Нострадамус из меня так себе. Из плюсов — я великолепно выспался, и чувствовал себя бодрым и готовым к новым свершениям. И это несмотря на то, что лавка в сенях была далека по комфорту от тех же кроватей в убежище. Из минусов — Ромчик снова надулся как мышь на крупу. Не понравилось ему, понимаешь ли, спать в сбруе.
Ну да ничего, своего верного Буцефала я знал уже как облупленного — пара морковок в качестве подношения, заклинание исцеления для бодрости, и кулак под нос в качестве основного аргумента, и мы опять лучшие друзья.
Позавтракав шикарной глазуньей из пяти яиц вкупе со свежеиспеченной ржаной лепешкой, запив это все травяным сбором, я попрощался с хлебосольными хозяевами, и направился к воротам. Пора было ехать на выручку Глинору.
На воротах народа прибавилось. Кроме Хонира там были еще двое парней помоложе. Они о чем-то степенно беседовали, стоя у подножия башенки. Рядом находилась какая-то странная конструкция, вроде переносной баррикады, которую я не заметил вечером.
— Здарова, мужики, — поприветствовал я их, подъезжая поближе.
— Доброго утречка, ваша милость, — поклонились оба парнишки, а Хонир лишь улыбнувшись, приветливо кивнул.
— Вы чего, парни, — искренне удивился я, — какая же я вам милость? Совсем белены объелись?
— Ну, дык, — смутился один из них. — Шпага на боку, дорсак, опять же.
— То есть, если тебе дать шпагу и посадить на дорсака, то ты тоже милостью станешь? — Задал я резонный вопрос.
— Я? Нет, я…
— Как отдохнул, Шурик? — Перебил своего молодого односельчанина Хонир.
— Как у Дволики за пазухой. — Честно признался я. — Хорошая у тебя жена, Хонир. Приветливая, добрая. Даже завидно немного.
— Та, — отмахнулся тот. — Какие твои годы. Найдешь еще себе женку. Даже лучше найдешь. Да и то, это моя с гостями такая добренькая. А мне знаешь как иногда житья от нее нет? Вот, помню, я настоечки целую бочку подготовил. Все как надо. Ну и спрятал в сарае, за стогом, хорошо спрятал — травинка к травинке, так эта…
Я еще некоторое время постоял в воротах, выслушивая сетования Хонира о его тяжкой мужской доле. Потом поделился своими переживаниями на этот счет. А после, попрощавшись с мужиками, выдвинулся, наконец, на выручку Глинору.
Когда, спустя пару часов быстрого бега, в нас с Ромчиком из ближайших кустов полетели стрелы и камни, я немного растерялся. Что ж, теперь у меня были причины как хвалить себя, так и быть недовольным. Похвалить себя можно за развитое чутье и предусмотрительность — «защита Итана» висела постоянно и на мне, и на моем верном скакуне. А вот недоволен был тем, что совсем уж расслабился в последнее время, и перестал проверять придорожные кусты на предмет бородатых, плохо одетых, отвратительно пахнущих, неприятностей.
Я резко натянул левый повод, заставляя свой непарнокопытный транспорт сойти с дороги и углубиться в редкий осенний подлесок. Хвала богам, обошлось без внезапных сюрпризов, вроде кротовьих нор и подло спрятавшихся камней. Так что вскоре мы были достаточно далеко от дороги, и я мог безбоязненно спешиться.
Привязав Ромчика к стволу какой-то местной березки и попросив того вести себя потише, я наложил на нас обоих заклинание маскировки, и бегом двинулся обратно к дороге. Уж очень было интересно, кто это такой шустрый решил мне день испортить.
Недолго мне пришлось прозябать в неведении — уже через пару минут бега, я не только заметил впереди фигуры напавших на меня уродов, но и мог слышать, о чем они говорят.
— Давайте, парни, поднажмите. Барь не мог далеко ускакать. — Подбадривал своих подельников щуплый мужичонка, одетый в плотную кожанку, с наклепанными на нее металлическими пластинами.
— Та ты чего, сдурел, Блоха? — Возражал ему другой, совсем молоденький, типичный такой крестьянский молодец. — Ты лошадку того баря видал? Хрен мы его догоним на своих двоих.
— Завали, щегол, раз дельного сказать не можешь. — Осадил молодого щуплый. — Там, впереди овражек есть. Не пройдет там конь, никак не пройдет.