Вольф Мессинг. Видевший сквозь время

– Как же это получается, а? Каждый день войну ждали, а случилось – как снег на голову! Получается что? Не готовы были, да?

– A y нас всегда так! Пока гром не грянет, мужик не перекрестится!

– Но ведь ждали лее! В газетах писали: «Если завтра война!», «Граница на замке!»

– Отстаньте от меня, я вам говорю! Ну чего привязалися?! Если б я все знал, я бы в Кремле сидел!

– Э-эх, выходит, и там мало чего знают!

– Ты лучше язык свой узлом завяжи, а то загремишь в Сибирь!

– А мы и так в Сибирь едем!

И мужчины громко беззлобно рассмеялись…

Мессинг протянул спящего малыша женщине.

– А проснется – опять кричать начнет? – шепотом спросила она.

– Не будет больше… не бойтесь, – так же тихо ответил Мессинг. – У него от духоты, от шума и грохота спазмы сосудиков… Теперь ничего…

– А вы доктор? – спросила женщина, прижимая малыша к груди.

– Я-то? Ну да, вроде того… – улыбнулся Мессинг и, поднявшись, пошел в свое купе. На пороге обернулся: – Если что, я тут рядом…

А в тамбуре уходили одни курильщики и приходили новые, и разговоры крутились вокруг одного и того же.

– А чего говорили-то? Рабочий класс Германии не допустит войны, так, да? Рабочий класс Германии, как один, подымется на защиту первого в мире пролетарского государства Советского Союза! Солидарность трудящихся всего мира – надежный заслон любому агрессору! – кричал сквозь грохот колес сухой узкоплечий старик в линялой рубахе и смолил скрученную из газетного обрывка цигарку.

– А кто у них в армии-то? – кричал другой мужик. – Да те же самые рабочие и есть! Вот тебе и мировая солидарность! А я ить ишшо в ту германскую воевал! Немец – вояка справный!

– Ничё, дядя! Это от неожиданности мы мало-мало растерялись! Щас соберутся и двинем их аж до самого Берлина! И Гитлера этого самого с его дружками – всех за жопу и в мешок! И в пруду утопим!

– Э-эх, сынок, твои слова да в уши Господу!

В крайнем закутке сидел пожилой мужик и медленно тянул меха гармони, а паренек лет четырнадцати пел чистым, высоким голосом:

Степь да степь кругом, путь далек лежит,
В той степи глухой замерзал ямщик.
В той степи глухой замерзал ямщик.

И набравшись сил, чуя смертный час.
Он товарищу отдавал наказ.
Он товарищу отдавал наказ…

И плыла мелодия в бескрайние поля, раскинувшиеся до самого горизонта, и сияло высокое безоблачное небо, солнце плыло по нему большим расплавленным желтком. Железная дорога черной стрелой разрезала степь пополам, и по этой дороге стучал, пыхтел, пуская клубы белого пара, длинный, зеленый, похожий на червяка поезд. И стояла вековая тишина, и будто не началась война…

Вдруг, нарушив эту тишину, послышался далекий вой моторов, и в голубом просторе показались три точки, которые быстро росли, превращаясь в самолеты. Вой усиливался – самолеты пикировали прямо на поезд. И вот первый черный взрыв вырос рядом с железнодорожным полотном.

Издав протяжный свисток, поезд медленно затормозил и наконец встал, и из вагонов посыпались люди. Они бежали в поле в разные стороны. Ахнули новые взрывы, и самолеты, выйдя из пике, взмывали вверх, но не улетели, а стали разворачиваться и вновь пошли на снижение, и снова рванули черные взрывы, и застучали долгие пулеметные очереди, словно длинными плетями стегая землю. Люди бежали с криками и падали, закрывая головы руками… Женщины прижимали к себе маленьких детей, вопили от ужаса, а пули фонтанчиками вспарывали землю прямо у их ног.

После третьего захода самолеты снова взмыли вверх и скоро растворились в бездонной синеве. Воцарилась жуткая тишина. Люди медленно поднимались, со страхом глядя в небо. Паровоз пустил большое облако пара и пронзительно засвистел.

И все побежали обратно к вагонам…

На столике вздрагивала керосиновая лампа, вагонное окно было тщательно зашторено. В карты играли до изнеможения. Громко шлепали их об столик, смеялись, выкрикивали:

– А вот вам дамочка треф, что скажете?

– А мы вашу дамочку козырным валетиком накроем!

– Не надо накрывать – все равно никто не родится!

– Раиса Андреевна, ну что вы, в самом деле? Зачем семерку пик оставили?

– А куда ж я ее дену, миленький?

– Ну вот мы и сели в лужу! Шестнадцатый раз дураки! Поздравляю!

– Не шестнадцатый, а восемнадцатый! – поправил Дормидонт Павлович.

– Нет уж, извиняйте, шестнадцатый! – яростно возразил администратор Осип Ефремович. – А будете спорить, я, когда приедем, суточные вам на неделю задержу!

– А мне правда дороже суточных! – рявкнул басом Дормидонт Павлович. – Восемнадцать раз вы дураками остались!

– Наглая беспардонная ложь! Всего шестнадцать!

– Нет, восемнадцать!

– Нет, шестнадцать! Вы – лжец и шулер!

– Сами вы лжец и безмозглый игрок!

– Шестнадцать!

– Успокойтесь, бездарный администратор, восемнадцать разочков вы остались дурачком! Круглым!

– Шестнадцать, бездарный вы артист! Пустое место!

– Я – бездарный артист?

– Вы, конечно!