Ворон

Через пару минут, лес распахнулся, и на большой поляне, залитой лунном светом, предстало селение — Роднив, в котором жил Туор.

Роднив насчитывал более тридцати домов, а, также — водяную мельницу. Все дома были в один этаж, но просторные и с высокими чердаками. Были у них и огороды, но не такие, конечно, как хоббитские. Селение было древним, сами дома потемнели, но новых не строили, так как население совсем не росло. Ведь, по древнему обычаю, жен и мужей выбирали в других селениях, а ближайшее такое селение находилась в верстах в сорока. Свадьбы случались очень редко — ну как рождение, выпадало ни чаще, чем смерть…

В Лунном свете был виден весь Роднив, а водяная мельница, со своим тихо и привычно поскрипывающим колесом, была подобна матери, которая напевала колыбельную детишкам-избам. Посреди поселения, на маленькой площади, рос священный дуб, в котором, по поверью, обитало божество — их хранитель — у корней его был устроен маленький алтарь, куда, в жертву, приносили сердца убитых на охоте зверей (сердца эти чудесным образом пропадали, и, как многие справедливо считали — причиной тому был пес, который поселился под корнями). Там же висел между столбов, небольшой колокол. Именно к колоколу подбежал Туор — и он уже схватился за веревку, чтобы прямо теперь, посреди ночи, объявить всем о надвигающейся беде, как вспомнил о Марвен — ведь у жены его близились роды.

Сполох донес его до дома, который ближайшим стоял к водяной мельнице — на встречу им уже бежал огромный, едва ли не с человека ростом (это, когда он на четырех лапах стоял) пес. Этот пес был белизны ослепительной, а в теплых, больших глазах его сияла мудрость многих прожитых лес. При приближении Сполоха, пес (звали его Тан) завилял хвостом, приветствуя и хозяина, и эльфийского коня — потянул ноздрями воздух, и встревожено проворчал что-то.

— Да-да — ты прав. — в полголоса говорил Туор. — Сегодня будет неспокойная ночь, а завтрашний день еще более тревожным. Оставайся здесь, наблюдай, чтобы никто не подкрался к Родниву. Хотя, пока на небе Луна, он к нам не подберется…

Затем шепнул Сполоху:

— Можешь возвращаться к своему хозяину. Надеюсь, мне самому удастся поблагодарить его…

Конь развернулся и бесшумной стрелою, через мгновенье исчез в ночи. А когда Туор ступил на порог — из лесных глубин раздался яростный вопль и треск — казалось — могучая сила повалила большое древо.

Вот Туор распахнул дверь и нетерпеливо переступил порог — взгляд метнулся по горнице — Марвен! Где же она?!.. Нет — Марвен не было видно, но навстречу ему вышла старушка Феора, и тихо говорила:

— Подойди, скажи, что все хорошо. Ведь роды наступили — тебя нет, а из леса эти вопли…

И тут, из соседней горницы раздался стон — стонала Марвен. Туор вздрогнул, и широкими шагами прошел к Марвен.

Это было в небольшой горнице. На столе горело несколько свечей, они высвечивали и кружку с соком, и наряд стен — там красовались вышитые Марвен полотна с видами Роднива, Ясного бора и, даже, Холмищ. В приоткрытое прямоугольное окошко вливалась ночная прохлада.

А на кровати лежала Марвен. Туор едва не застонал от ее мертвенной бледности. Густые, русые волосы, волнами разливались по подушке, по одеялу.

При появлении Туора она слабо улыбнулась, на мгновенье в глазах ее вспыхнул прежний ясный огонек, но вот он затуманился страданием — и улыбка пропала.

С трудом протянула она руку, прошептала:

— Туор… это ты… ну, расскажи, что там…

Туор сел рядом с ней, стал целовать ее ладонь:

— Ничего, ничего, ты не волнуйся. Был в гостях у Фалко. Если бы знал, что у тебя так — конечно бы, не стал задерживаться. Ты, главное, знай, что я с тобою, и никуда теперь не уйду.

Марвен прикрыла глаза, в тихом ее голосе слышалась тревога:

— Ты ничего не скрывай, знай, что мне легче станет, когда я все узнаю…

— В Ясном боре появился большой паук. Но мы его поймаем…

— Это, ведь, еще не все… Ты говори, говори…

— Ничего. Ничего. — нежно зашептал он и осторожно целовал ее в лоб.

Сначала Туор еще хотел спросить у старушек — можно ли осторожно перенести Марвен, но теперь он сам понял — нет, нельзя. Даже и приподнять ее, такую ослабевшую, было нельзя. Под легким покрывалом, высоко поднимался живот, под ним большим пятном расползалась кровь.

А мысли летели… летели: «.. Если до завтрашнего полудня Марвен разрешиться, и ее можно будет перенести — значит, пойду вместе с остальными, а если нет — останусь с нею».

Тут на улице несколько раз тревожно пролаял Тан.

Туор еще раз поцеловал супругу — прошептал:

— Сейчас пойду посмотрю, что это Тан разлаялся…

Туор вышел на крыльцо и обнаружил, что с северо-запада на полнебосклона поднялась черная, грозная стена, из глубин которой, в зловещей тишине разливались блекло-бардовые отсветы — она поглотила великое множество звезд и Луну. Мир стал густо-черным — не было видно водяной мельница, а уж Ясного бора, и подавно.

Туор выхватил свой охотничий клинок, прошел к калитке. У калитки стоял Тан, с тревогой вглядывался в густеющую все больше черноту. Туор положил ладонь на его широкий лоб и зашептал: