Читаем Восемь белых ночей полностью

Я постою и подумаю про волхвов с охваченными пламенем макушками, которые, возможно, сегодня еще появятся – ноги шаркают, уходят в землю, они говорят: нечего тебе тут делать, ты чего не ушел, ты тут зачем? Я тут думаю, вернуться ли мне назад или лучше остаться здесь. И что? Да вот не знаю. Ты чувствуешь раздвоенным сердцем, сердце твое – немой орган. Через пять лет, как оно было в фильме Ромера, ты столкнешься с ней в прибрежном европейском городке, она будет с детьми, или ты будешь с детьми, будешь смотреть, таращиться, тасовать колоду несбывшегося. А ты не изменился, скажет она. Ты тоже. По-прежнему Князь? Вроде бы да. А ты, Клара? Все та же. Все лежишь на дне? Все лежу на дне. Так ты не забыла? Я ничего не забыла. Я тоже. Ну? Ну.

Когда я достигну возраста своего отца, с воркотней в душе и единственной целомудренной любовью за душой, и буду стоять на балконе, думая про дегустации вин, про потушенные сигареты, летящие к земле, про вечеринки у соседей, которые всегда настоящие, – окажется ли, что я сумел это изжить, или оно превратится в неотступное сновидение – с того дня, когда оно завершилось, начавшись, до того, когда началось с завершения у какой-то там стены булочной в ста ярдах отсюда, в столетье отсюда, сто лет назад. От маленького парка в Берлине до парка Штрауса в Нью-Йорке. Газовые фонари столетней давности и нерожденный камнетес спустя сто лет отныне – между ними века. Неизмеримые.

Что же мне теперь делать? Стоять и ждать? Стоять и гадать? Что делать?

Молчание нарушил один из фонарных столбов в парке.

Ты ждешь совета? Ответа? Извинения?

Ступай обратно, произнес голос; если бы я мог вернуться обратно, если бы я мог.

Этот голос я узнал бы из миллионов.

И вот я дойду от парка Штрауса обратно до угла Сто Шестой улицы и Риверсайд-драйв, буду смотреть, как наверху гости прислоняются спинами к оконным стеклам, так же как и неделю назад, когда снаружи было холодно и их лица, озаренные светом свечей, лучились смехом и предвкушением, а в руках у всех были бокалы; некоторые – это угадывается – опираются на пианино, у которого певец с горловым голосом подзуживает всех петь рождественские колядки. И я даже поздороваюсь с Борисом, он меня уже запомнил, погляжу, как он засовывает руку в кабинку лифта, нажимает кнопку пентхауса, как и на прошлой неделе, и едва я шагну в квартиру, раздастся целый хор приветствий. Ну надо же, взял и вернулся, скажет Орла, сбегаю скажу Кларе. Нет, лучше я ей скажу, вызовется Пабло, она на тебя сердится, еще и за то, что ты прошлой ночью ее продинамил. Мы тут собрались в собор Святого Иоанна, пойдешь с нами? Ответить я не успею – мне протянут фужер с шампанским. Я узнаю запястье, твое запястье, твое запястье, милое, благословенное, богоданное, как-же-я-его-обожаю запястье. «Ist ein Traum, это мечта, – говорит она, – и только что наступил Новый год».

notes

Примечания

1

Свет и радость (исп.). – Здесь и далее примеч. пер., кроме оговоренных случаев.

2

Корова, которая смеется (фр.). Произносится «ваш ки ри».

3

Воскресные окопы (фр.).

4

Выздоровления (нем.).

5

Джон Китс, «Рука живая, теплая, что пылко…», пер. В. Потаповой. – Примеч. ред.

6

Кто такой Манкевич? (фр.)

7

Перевод Д. Щедровицкого.

8

Близняшки (ит.).

9

Прямой… обратный (лат.).

10

Жорж, три бокала вина, пожалуйста (фр.).

11

Так любезен… в теплицу (фр.).

12

Здесь: рад знакомству (фр.).

13

За моего отца (исп.).

14

И еще за Клару (исп.).

15

Очень изысканный (искаж. фр.).

16

Прости меня (исп.).

17

Когда страх лишил меня иллюзий, / Ты пришла ко мне, / Я не умел любить, / Осталась только эта песня (исп.).

18

Сестра (нем.).

19

Портняжку (ит.).

20

Всезнайка-пиджак (искаж. англ., нем.).

21

«Радость взору», ария из оперы К. Монтеверди «Коронация Поппеи».

22

Очень (фр.).

23

Прощай, Касабланка (исп.).

24

Естественно! (нем.)

25

Госпожа, вот список всех красавиц, которых любил мой господин (ит.). Начальные строки «Арии со списком» Лепорелло из оперы В. А. Моцарта «Дон Жуан».

26

Штрудель-пирог (нем., фр.).

27

Ах, дорогуша (нем.).

28

Это никакое не сообщение (фр.).

29

Благодарственная песнь выздоравливающего (нем.).

30

«Спортивный курьер» (ит.).

31

Спасибо, Светонио (ит.).

32

Не правда ли? (ит.)

33

– Подарок.

– Для меня?

– Для тебя.

– Почему? (нем.)

34

В одиночестве (исп.).

35

Нигде нет (нем.).

36

Сенсационная! (фр.)

37

Без галстука (фр.).

38

Манхэттен-нуар – это я (фр.).

39

До скорого (нем.).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное