Ученых-этнографов в описываемое время было в Палеополисе двое, и ни один из них никогда не ходил по улице Роксфордской Обороны. А тем людям, что по ней ходили, было все равно, что где у кого вышито. Им почти все было все равно. Только один хитроглазый мальчишка заинтересовался смуглой женщиной, потому что решил, что в холщовой сумке у нее спрятано что-то ценное, и шел за женщиной два квартала, и когда она свернула в подворотню, он тоже пошел за ней, а когда она вышла, он вместе с ней не вышел. На следующее утро его нашли мертвым, и на его теле не было никаких отметин, свидетельствующих о насилии. Был бы на его месте старик, решили бы, что случился разрыв сердца, а с мальчиком в таких случаях без провидца не поймешь, отчего помер, но провидца звать не стали, потому что мать у пацана была шлюха и пьяница, а отец вообще неизвестно кто. Хорошо, на похороны тратиться не пришлось, есть в ближайшей больничке один знахарь, Мюллером зовут, он покойников бесплатно принимает для опытов. Берет особый нож, режет мертвецу брюхо и смотрит, какая там внутри требуха как устроена. А что видит, о том пишет в особую бумагу, которую потом сжигает, а дым от нее спускается в преисподнюю к темным богам, они его глотают и вместе с ним глотают души людей, о которых написано в бумаге. Поэтому к Мюллеру свозят только самых галимых мертвяков, чьих душ никому не жалко.
Смуглая женщина ничего не знала об этой стороне жизни Мюллера. Но если бы узнала, не сильно бы удивилась. Мюллер — такой человек, что ждать от него можно чего угодно, и удивляться тут нечему.
У калитки дворца Патиритилап женщина остановилась, задрала голову и оглядела здание. Раб-привратник, вскладчину купленный тремя арендаторами, спросил ее:
— Вы к кому, почтенная?
— К графине, — ответила женщина.
— А, — буркнул раб и потерял к посетительнице всякий интерес.
Женщина прошла в калитку, остановилась, хотела спросить дорогу у раба, но тот так старательно не замечал гостью, что она пошла дальше, ничего не спросив. Ноги принесли ее в общество трезвости, там ей вручили значок в виде разбитой амфоры, и объяснили, куда идти. Женщина пошла, куда сказано, и через минуту стучалась в двери жилых покоев графской четы. Она ждала, что дверь откроет рабыня-горничная, но дверь открыла сама хозяйка.
— Здравствуй, Лайма, — поприветствовала ее смуглая женщина. — Я Агата.
— Ой, — сказала Лайма и попыталась сползти по косяку на пол, но Агата удержала ее. Несильно хлестнула по щеке, потом по другой, подготовила заклинание, но пускать в ход не стала — Лайма очухалась сама.
— Вы раньше были другая, — сказала Лайма. — Черно… гм…
— Черножопая, — подсказала Агата. — И еще старше.
— Магия? — спросила Лайма.
— Нет, — ответила Агата с саркастической улыбкой. — Философия.
— Да ну! — изумилась Лайма.
— Ты мне не нукай! — рявкнула Агата. — И глупых вопросов не задавай! Магия, конечно, что же еще! У тебя с головой все в порядке?
Лайма не сразу ответила на последний вопрос. Сначала попыталась изобразить, что он был как бы риторический и ответа не требует, но Агата так пристально смотрела ей прямо в глаза, что ответить пришлось.
— Да, с головой хорошо, — сказала Лайма. — А что?
— Плохо выглядишь, — заявила Агата. — Разожралась поперек себя шире, морда опухшая… Бухаешь?
— Да куда там бухаешь… — неискренне улыбнулась Лайма и неопределенно мотнула головой.
Под суровым взглядом Агаты улыбка Лаймы потускнела и растворилась без следа.
— Мама, кто пришел? — послышалось из внутренних комнат.
И одновременно Агата спросила:
— Так и будешь держать меня на пороге?
— Заткнись! — крикнула Лайма. И добавила, слегка смутившись: — Это не вам, госпожа Агата, это дочке. Анжи ее кличут. Проходите, пожалуйста, госпожа.
— Еще бы ты мне такое сказала, — хмыкнула Агата и вошла внутрь.
Они прошли на кухню. Лайма заварила чай, из внутренних комнат прибежала девочка Анжи, гостья улыбнулась ей ласково, и они стали болтать о той ерунде, о какой взрослые обычно болтают с малознакомыми детьми. Слава темным богам, госпожа Агата повеселела, не впала в гнев. Но зачем она пристает к девочке?
— Анжи, иди поиграй, — строго сказала Лайма. — Маме надо поговорить с тетей.
Девочка ушла. Лайма повернулась к Агате и спросила:
— Что вам нужно от моей дочери?
— Ничего, — ответила Агата и добродушно улыбнулась. — Темным богам тоже нет дела до твоей дочери. Омен дома?
Когда Агата назвала это имя, Лайму перекосило, будто случайно съела пригоршню незрелого крыжовника. Агата рассмеялась, Лайма опустила глаза.
— Нет его дома, — сказала она. — Работает.
— Работает? — переспросила Агата. — А на кой? Мне казалось, старый граф обеспечил тебя на всю жизнь. Неужели успела просрать? Что, правда? За так мало лет?
Лайма вздохнула и ничего не ответила.
— Когда он придет? — спросила Агата.
Лайма наморщила лоб, посмотрела за окно, но день был пасмурный, и определить время по солнцу не представлялось возможным.
— Скоро, наверное, — неопределенно сказала Лайма.
— Тогда готовь ужин, — распорядилась Агата. — Когда муж приходит домой, на столе должен ждать ужин.
— Угу, — кивнула Лайма. — А вы… зачем пришли?