С тех пор прошло восемнадцать лет. Элизио Торрес стал
взрослым. Он был смуглолиц, худощав и высок, с греческим профилем.
Его тёмные, как ночное небо, глаза смотрели всегда открыто. Голову
венчали чёрные кудри, такие же, как у матери.
Как только возраст позволил, Элизио тут же устроился на завод
чернорабочим. Трудиться приходилось много, времени на отдых не
хватало, да о нём и речи не могло идти, ведь нужно было кормить
семью.
Однажды Элизио вернулся с производства и, достав из мешка
буханку чёрного хлеба, сказал матери и бабушке Аните:
— Я купил продукты.
— Проходи, садись, — отвечала мать. — Я нагрела воду и сварила
бобы.
— Благодарю, мама, но я уже поужинал в столовой, — ответил
Элизио. Он лгал.
— Ты точно не будешь? — спросила бабушка у внука.
— Нет, правда. Я не голоден, — ответил Элизио, прошёл в конец
комнаты и сел на ветхий стул в углу рядом с рваной синей занавеской.
Из этого угла была видна вся маленькая комната, в которой жила его
семья. Стены были чёрными, как уголь, в противоположном углу стояла
койка, над которой висело распятие. Напротив этой койки разместилась
ещё одна точно такая же. Недалеко от стула под окном находилась третья койка и тумбочка, в которой раньше хранил свои вещи
покойный Хосе Торрес. Теперь там лежали вещи его сына. Элизио
прятал в ней книги, полученные от знакомых. Он знал, что там их никто
не найдет. Он осторожно доставал их, задёргивал занавеску и так мог
сидеть довольно долго за чтением. В этот раз Элизио закончил читать
книгу по марксистской философии и принялся читать о Петрарке.
Чтение не только давало знания простому человеку из
пролетарской семьи, но и отвлекало его от желания поесть. Элизио
ужасно боялся, что его близким будет не хватать пищи, и твёрдо решил,
что будет есть только в определенные дни недели, чтобы не доставлять
семье лишних расходов.
Так однажды он шёл вдоль трассы. На его
состояние повлияло скудное питание и тяжёлая работа, поэтому с
каждым шагом силы покидали его и в глазах мутнело. Внезапно Элизио
потерял сознание и упал. Мимо проезжала чёрная машина, светя
фарами. Водитель, увидев лежащего почти у дороги Элизио, резко
затормозил, выругался и прокричал:
— Вот же нищая пьянь!
— Подождите, сеньор, — обратился к нему пассажир, поправляя
очки. — Я не тороплюсь, ведь важных дел на эту неделю у меня нет.
— Что вы имеете в виду?
— Я давал клятву Гиппократа.
— То есть вы хотите подобрать этого выпивалу?! Сеньор, вы
серьёзно?!
— Мне и так в сороковые пришлось провести много реформ, чтобы
медицина стала доступна бедным. Мы не можем знать, почему этот
человек потерял сознание. Ведь причиной могут быть совсем другие
вещи! Свою клятву я нарушать не собираюсь! — пассажир был очень настойчив.
— Как прикажете! — ответил водитель.
Врач вышел из машины и попросил водителя помочь ему. Через
некоторое время Элизио очнулся уже в палате. Перед ним стояли
доктор и тот самый пассажир.
— Сеньор, я вам как бывшему министру здравоохранения с
уверенностью заявляю, что обморок был вызван эпилепсией!
— Ну вот, теперь я вижу, что он пришёл в себя и поэтому спокоен.
Обморок был вызван истощением! Вы поставили больному
неправильный диагноз. Учтите, если так пойдет и дальше, позор всей
чилийской медицине! Наверняка не обошлось без лишних денег!
— О чём вы?
Министр промолчал.
— Вы… — стал тихо говорить Элизио. — Вы… Министр
здравоохранения!
— Да, юнец, это так, — ответил министр. — Ныне генеральный
секретарь социалистической партии.
— Неужели?! Я не знаю, чем теперь отплатить вам…
— Я выполнял свой долг. Нет понятия жажды денег у…
— У марксиста! — воскликнул Элизио.
— Да, я марксист…
— Марксисты — это такие люди, которые… стремятся к
бесклассовому обществу… Верно ведь? К новой экономической
формации…
— Сеньор, кто вы по профессии?
— Я рабочий человек… Пожалуйста… Быть может, вы мне и
откажете, но я тоже сторонник марксизма и мои соратники… Я желаю
бороться за левые ценности, я даже прочёл один том «Капитала».
Пожалуйста, научите меня марксизму… Я ведь так мало чего знаю…
— Ты рабочий, твои соратники, верно, тоже! Вы движущая сила в
борьбе с буржуазией! Мне ли учить вас марксизму?! Тот, кто чувствует
на себе все тяжести нынешнего строя и не желает мириться с ними, и
есть марксист!
Элизио вновь почувствовал, что теряет силы. Вернулся домой он
только на следующий день.
С тех пор прошла неделя. На этот раз Элизио заставило отлучиться
от чтения одно обстоятельство. Мать Мерседес встала со стула,
оглянулась по сторонам, оперлась на палку, но внезапно застонала и
села вновь. Обеспокоенный Элизио оставил книгу на деревянном
подобии подоконника и вскочил.
— Что случилось, мама? — спросила Мерседес.
Анита же словно вцепилась в сердце своей морщинистой рукой —
такой жгучей была боль. Она задыхалась и стонала. Элизио
запаниковал. Мерседес расстегнула матери рубашку и уложила
её на койку.
— У нас нет никакого лекарства! — зашептала встревоженная
Мерседес.
— У Марты есть сердечные таблетки! — сказал Элизио.
— Скорее беги и возьми их!
В отчаянии Элизио выбежал на улицу. В траве стрекотали сверчки.
Из тёмных глаз Элизио потекли слёзы, словно капли дождя, в висках