Воспоминания и мысли

Несколько дней до смерти Марион я телеграфировала ее отцу, по ее же просьбе. Пять лет уж он не имел о дочери никаких сведений. Это был честный фермер, стоявший во главе большого имения в одной из богатых местностей Мидланда.

Мы были удивлены, увидев красивого деревенского жителя, настоящего джентльмена. Высоким ростом и манерой держать себя с достоинством он напоминал моего отца. Мы проводили его в комнату дочери и оставили их одних. Лучше было, чтобы один только Бог был свидетелем их встречи. Через два часа я тихонько отворила дверь. Он лежал на кровати и спал глубоким сном. Вероятно, волнение утомило его более, чем дорога. Марион приложила палец к губам, будто призывая к молчанию, и тихо прошептала: «Отец спит».

Мать Марион приехала уже только на похороны. Я украсила гроб белыми камелиями. Покойная была очень хороша в своем белом платье, со сложенными на груди руками. Мать стояла на коленях у гроба. Ею овладело отчаяние. Душа ее полна была возмущения. Она раскачивалась взад и вперед и все повторяла: «О, если бы он мог видеть ее теперь! Нельзя ли послать за ним?» Потом, несколько успокоившись, она сказала: «Какая разница в Англии между людьми! Подумать, что одна семья послужила падению этой девушки, другая же была для нее спасением!»

Да, конечно, тому человеку, о котором говорила мать Марион, следовало бы спуститься с высоты своего общественного положения, чтобы увидеть свою жертву, понять в какую пропасть он увлек ее в то время, когда ей было всего 15 лет. Марион рассказала мне незадолго до своей смерти, через какие горькие и тяжелые испытания прошлось ей пройти. Она сказала, что я сама увижу все эти ужасы, что это неизбежно в борьбе моей со злом, жертвой которого она сама стала. Я вспоминаю с восторгом и каким-то бодрящим чувством ее слова: «Если вы почувствуете, что дух ваш слабеет при виде всё еще возрастающего зла, вспомните обо мне, дорогая, и идите смело вперед. Бог послал меня вам для того, чтобы вы никогда не отчаивались ни в одной из таких, как я».

Глубокий снег покрывал землю, когда мы опускали гроб Марион в могилу. Вернувшись с кладбища, я хотела было утешить несколько бедную мать, но она прервала меня словами: «О, я совсем не та, что была час тому назад. Горечь и злоба покинули меня, надеюсь, навсегда. Все дурные чувства рассеялись сразу, когда я увидела господина Батлера у могилы моего дитяти и услышала его слова. Да, когда я увидела его в одеянии, чистом и белом, как снег, покрывавший землю вокруг нас, когда я увидела взор его, обращенный к небу, в то время как он благодарил Господа за спасение моей дочери, которая теперь на небе среди блаженных, – я хотела упасть к его ногам, я видела в нем ангела, посланника Божия. Я почувствовала себя счастливой, я полна была гордости за мою дочь. Не могу выразить вам всего, что я испытала, смотря на лицо вашего мужа! Мое сердце преисполнилось благодарности к Богу и к нему».

Много еще умерло у нас в доме из тех несчастных, которых мы тогда приютили. Все они лежат рядом, на том же кладбище. Об одной из них воспоминание сохранилось у меня до сих пор. Это была молодая семнадцатилетняя девушка, обладавшая большой силой духа. Все время ее пребывания у нас было для нее тяжелой борьбой со страданьями и с горькими воспоминаниями. Иногда слабая надежда несколько умеряла силу борьбы. Последние часы были ужасны. Как-то вечером нас позвали к ней. Она умирала, но, собрав остаток сил, приподнялась на кровати. Она звала нас умоляющим взглядом. Мы приблизились. Она подняла руку, сделала странный торжественный жест и с выражением геройского отчаянья вскричала: «Я буду бороться и бороться за свою душу с бесчисленными легионами!» Глаза ее, смотревшие куда-то вдаль, где уж нет никаких неприятельских легионов, потускнели, она замолчала.

«Бедное мое дитя, сколько отваги и силы! – вскричала я. – Вы найдете на том берегу того, кто боролся за вас со всеми врагами. Он будет для вас не тем, чем были люди».

Люди втоптали ее в грязь, таскали с улицы в тюрьму, из тюрьмы на улицу, ее, несчастную сироту, о которой никто не заботился, разве только неумолимая полиция. Несмотря на это, мы с первого же дня ее прибытия к нам заметили, что в ней в высокой степени развито чувство собственного достоинства, но вместе с тем у нее было глубокое сознание своего падения. И вот это уважение к себе, к своему истинному «я», бессмертному и неизменному, оно то и выразилось в непреклонном решении умирающей: «Буду бороться и бороться за свою душу с бесчисленными легионами!»

* * *

Веселые летние каникулы составляли эпоху в нашей семейной жизни. Обыкновенно мы проводили их на континенте. Различные обстоятельства придавали этим поездкам особую прелесть. Многие из членов моей семьи жили за границей, что давало нам возможность знакомиться с разными странами. Одни жили во Франции, другие в Швейцарии, в Италии.