Корейская война заставила вплотную заняться вопросами радиоэлектронной борьбы, которая становилась серьёзным фактором войны в воздухе. Надёжность управления авиацией в воздухе в условиях применения противником помех, обнаружение и уничтожение вражеских самолётов РЭБ влияли на исход воздушных боёв не меньше, чем лётные качества и боевые возможности истребителей.
Командир 64-го авиакорпуса, сражавшегося в Корее, генерал Лобов, оценивая результаты радиоэлектронной борьбы, отмечал, что
«в Корее в этом деле ведущую роль играла авиация США. Мы активной борьбы с радиоэлектронными устройствами противника не вели, поскольку необходимых средств не имели. Все наши действия сводились к радиоэлектронной разведке противника и проведению необходимых мероприятий по сохранению устойчивости системы управления истребителями в условиях помех».
Как всегда, у нас много внимания уделяли лётным качествам истребителей, «железу», совершенно забыв о системах управления и радиопротиводействия, которые в войнах второй половины XX века стали играть решающую роль. Поэтому в условиях господства американцев в радиоэфире, наши пилоты сами искали способы противодействия янки.
Так как на экранах радиолокаторов не удавалось что-либо разглядеть из-за массированных активных и пассивных помех, информацию о появлении самолётов противника получали с постов визуального наблюдения, а также за счёт пеленгации сигналов бортовых радаров и радиоперехвата. Свои самолёты на экранах наземных станций радиозапроса выделяли на фоне помех по сигналам включенных систем «СЧ» (свой-чужой) и «Беда» (бедствие).
Для защиты от прослушивания американцами радиосети советской авиации применяли кодовые фразы, которые постоянно менялись. На приборных досках истребителей МиГ-15 наклеивали таблички раскодирования приказов и запросов.
Широкому изучению и внедрению в боевую учёбу войск опыта корейской войны, как всегда, мешала тотальная советская секретность и шпиономания. Поскольку официально считалось, что советских лётчиков в Корее нет и никогда не было, то никакого корейского опыта не существовало.
Генерал Лобов с горечью вспоминал:
«Опыт 64 ИАК не только не изучался и не осваивался в войсках, но и находился под строжайшим запретом. Кроме того, именно в то время во многих авиачастях приоритет боевой выучки стал ниже, чем у безопасности полётов. Авиационные командиры всех рангов были вынуждены идти на послабления и упрощения в подготовке.
Например, учебные полёты выполнялись в плотных боевых порядках и, как правило, с подвесными баками, что ограничивало маневренность. Свободные воздушные бои на максимальных скоростях заменялись так называемыми «типовыми» атаками и фотострельбами по фактически не маневрирующим и не оказывающим никакого противодействия целям».
Большие перемены после Отечественной войны произошли в тактике действий истребительной авиации войск ПВО. В новых условиях боевые действия при отражении воздушных налётов противника на тыловые объекты представлялись совокупностью ряда боёв и сражений с воздушным противником, развёртывающихся на огромных пространствах и проводимых по единому замыслу и плану (т.е. принимая характер противовоздушных операций).
Предполагалось, что противовоздушные операции будут происходить в большинстве своём как столкновение больших масс авиации. Поэтому основную роль в них отводили истребительной авиации, на которую возлагались следующие задачи:
а) в дневное время — полное уничтожение на дальних подступах мелких групп и одиночных самолётов, особенно высотных; перехват соединений противника и нанесение им мощных ударов с целью разгрома и уничтожения их до подхода к обороняемым районам и объектам;
б) в ночное время — перехват и уничтожение вражеских самолётов в радиолокационных полях наведения и в световых прожекторных полях;
в) перехват самолётов противника на обратном пути полёта, преследование и уничтожение их;
г) борьба с беспилотными средствами воздушного нападения путём перехвата и уничтожения самолётов-снарядов в полёте.