– Товарищ сержант, там недалеко, – я указал в сторону, откуда мы только что пришли, – рядом с машиной, я оставил вещи диверсантов и рацию, которую они утащили из штаба, перед тем как взорвать его.
Сержант отдал распоряжение своим бойцам, и мы пошли дальше, в штаб.
Ну, а в штабе меня уже ждали, причем не звездюли. Новость о том, что диверсантов нейтрализовали, дошла и сюда, поэтому после слов благодарности попросили доложить, как положено, раз уж я весь из себя такой вояка. Доложил, не заржавело. Еще раз похвалили. Отвечая, я заметил, что в одиночку не справился бы с миной, так что попросил поблагодарить товарища сержанта.
Долго вести беседу нам не дали явившиеся контрики, все же не ушли, ждали где-то поблизости. Попросили! Именно попросили следовать на переправу, дескать, заждались уже. Попрощался в штабе с командирами, тепло прощался, жали руку как взрослому, приятно, комдив Родимцев даже наградить пообещал. Это, конечно, неплохо было бы для меня, это означало бы, что мне начали верить и приняли к себе.
Переправа на левый берег прошла спокойно, хоть в районе оврагов и вспыхнула заварушка. Скорее всего немцы, после взрыва мины, обложили наши позиции из минометов, но это догадки. Жаль, что утащили меня, не успел склонить комдива к захвату домов. Ведь я-то помню, какой ценой позже дались нам эти несколько домов, жуть берет. Я прекрасно понимаю, что силами, которыми располагает Родимцев, этого не провернуть, но очень хотелось донести информацию о том, насколько важные это объекты. Да, понимаю я, все «комдив тринадцать» знает и без меня, просто в голове есть пара идей о том, как это осуществить. Естественно, с моей помощью. А еще каждый день добавляет сложности для захвата, немцы-то не просто сидят там, а постоянно укрепляют и укрепляют свои позиции.
– Ну что, диверсант вражеский, покуролесил? – встретил меня сам комфронта.
Еременко выглядел уставшим. Небритый, он казался лет на десять старше. Принял меня командующий не в одиночку. В хате, помимо него, было несколько командиров в высоких званиях. Сразу узнал Чуйкова. Василий Иванович в будущем личность известная, причем все помнят его именно по Сталинграду, как будто он больше нигде не воевал, а ведь он в том числе и Берлин будет брать.
– Есть немного, – смущаясь, ответил я. Было непонятным настроение присутствующих, что настораживало.
– Ты как, сможешь еще раз вернуться к фрицам?
Блин, без прелюдий, сразу в лоб. А я-то надеялся, что оставят в Красной армии. Опять что-то провернуть хотят, эх, по краю хожу, и сорваться тут, как два пальца об асфальт.
– Честно или то, что нужно ответить? – взглянул я устало в глаза командующего.
– Конечно, честно, – рубанул Еременко.
– Устал я, не глядите на возраст. Немцы гоняют, наши гоняют, а вот поесть толком так и не дали нигде, даже после ранения.
Руку мне обработали и перевязали еще у Родимцева, а вот спина зудит, аж жуть. Стою перед командующим, а самому хочется к косяку прижаться и вдоволь почесать спину.
– Война идет, сынок, что поделать?! Сам все знаешь, полстраны немец забрал, плохи дела, если детей просить приходится. Да, многие были против твоего участия, даже настаивали на том, что ты – враг. Но раз уж так у тебя получается и есть возможность, то грех не попробовать. Думаешь, мне радость доставляет мальчишку просить сделать то, что должны делать бойцы? Эх, парень, да если б я сам мог, или вон, Василий Иванович, думаешь, просили бы тебя? А мы именно просим, надеюсь, разницу понимаешь.
Я кивнул, глядя прямо в глаза командующему.
– Есть тебе сейчас принесут, поспать успеешь, мешать никто не станет, времени у тебя аж до завтрашнего вечера, сутки почти. Как?
– Хорошо бы, – устало кивнул я и добавил: – Помыться бы еще, товарищ командующий.
– Ладно, парень, – как бы ни уговаривал, но все же Еременко начал повышать голос, – некогда мне тут о еде и бане думать, фронт трещит по швам. Ты у немцев был, знаешь, какие там силы. Заметь, я не приказываю, понимаю, как это сложно и чем ты рискуешь. Обдумай пока, сможешь или нет.
– Товарищ командующий, объясните толком, что хотите сделать, постараюсь придумать, как провернуть, и чтоб за задницу не взяли. Немцы не станут смотреть на возраст, поиздеваются и на столб, не раз такое видел.
Командиров прямо передернуло, а некоторые и глаза отвели в сторону. Все-таки у наших совесть есть, наверное, живо представили меня болтающимся в петле.