Высокий по здешним меркам, барон был отлично развит физически. Каждая его мышца прорисовывалась отдельно, в то же время составляя одно целое с соседними. Все это смотрелось гармонично, и я даже немного позавидовал здешнему хозяину.
Меч в его руках словно сам просился в бой. Чуть тоньше и длиннее, чем у капитана, он все же был довольно-таки массивным, однако на вид казался необыкновенно легким, изящным. Наверняка его выковал искусный оружейник. Впрочем, впечатление легкости могло быть обманчивым. (Помню, как-то один товарищ попросил меня подержать сумку, которую сам он нес без особого труда. Я оптимистично взялся за ручки — и от неожиданности едва не уронил порученное мне имущество. Сумка весила килограммов тридцать.)
Что касается капитана, то он напыжился, как мальчишка, которому впервые в жизни поручили что-то важное. Теперь он выглядел моложе, чем обычно, и я подумал: должно быть, парню не больше тридцати. Интересно, откуда у него этот энтузиазм по поводу предстоящего поединка? Он всерьез предполагает выиграть? Или просто никогда раньше не дрался с настоящими баронами?
Почему-то мне его вдруг стало жаль. По сравнению с Этвиком парень не блистал комплекцией, свой меч держал хоть и уверенно, а все же с напряжением. Если он не припас никаких трюков, то барон запросто проткнет его на первой или на второй минуте боя. А ведь капитан, по сути, очень даже неплохой человек.
В данный момент я совсем выпустил из виду, что еще вчера именно этот «неплохой человек» во главе своей шайки бандитов (по крайней мере они так выглядели) ворвался в мой дом и, не желая отвечать ни на какие вопросы, обезоружил и связал меня. А потом потащил неизвестно куда.
— Стойте! — неожиданно вмешался кто-то из свиты барона, подходя вплотную к кругу и подняв руки. Все моментально уставились на него.
Пожилой воин с изрядной сединой на висках, вероятно, пользовался авторитетом даже у самого Этвика. Во всяком случае, начавший было двигаться барон послушно застыл снова.
— По заведенному в этих землях правилу бросивший вызов должен назвать себя, — громко произнес воин. — Иначе поединок не может состояться.
Теперь взгляды обратились на капитана. Почувствовав себя в центре внимания, тот переступил с ноги на ногу (не опуская меча) и с гордостью объявил:
— Бенедикт де Пассо*, член королевской рыцарской гвардии.
Для меня «королевская рыцарская гвардия» звучала солидно, однако Этвик недовольно поморщился:
— Ах, эта армия оруженосцев-недоумков… Я мог бы догадаться.
Капитан засопел и даже перешел на «вы» (вероятно, от негодования):
— Извольте, барон, у меня рыцарское звание!
— Звание — да, — невозмутимо подтвердил Этвик. — Ну, Поль, ты удовлетворен?
Пожилой воин склонил голову в знак согласия:
— Вполне. Начинайте.
Фраза прозвучала настолько властно, что я сперва бухнулся в кресло, а лишь потом осознал свое действие. Но, как ни странно, бунтовать больше не хотелось. Если можно так сказать, я был умиротворен. Не в последнюю очередь, конечно, при помощи холодного душа.
— Готов? — поинтересовался Клод.
В ответ я кивнул.
— Тогда начнем по порядку. Можешь задавать любые вопросы — отвечу на них абсолютно честно. Игра окончена.
— И то хорошо, — выдавил я, хотя все мое существо сопротивлялось произнесению слов.
— Итак, расставляем всё по своим местам, — продолжил мой собеседник, слегка откинувшись назад. Кресло с готовностью качнулось. — Ты снова, как и тогда, на Скале, о многом догадался.
— Например, о том, что вы — мерзавцы, играющие человеческими судьбами? — откровенно говоря, я бы с удовольствием отказался от своих замечаний и просто послушал, но мне мешало врожденное упрямство.
— Нет, эта догадка неверная, — без тени улыбки ответил Клод. — Оценка моральных качеств — дело, конечно, личное, но отложи это до времен, когда узнаешь нас получше.
Скептически хмыкнув, я тоже стал покачиваться взад-вперед. Кресло оказалось очень удобным, а равномерное движение приятно убаюкивало. Какая-то часть меня упорно кричала, что нужно встать и бежать за Марго, которая давно скрылась за пышной растительностью парка, однако я не желал прислушиваться к дурацким воплям. Открывшееся мне перечеркивало слишком многое.
А мой собеседник размеренно продолжал:
— Вернемся к игре. Точнее, к тому, как она выглядела с моей точки зрения и для чего вообще затевалась.
Его рассказ практически сразу поглотил мое внимание. Я словно заново переживал недавнее прошлое и при этом видел себя немного со стороны. Такое положение дел оказало странное действие. Очень скоро обнаружилось, что я мысленно посмеиваюсь над самим собой. А местами мне становилось просто неудобно.