Охрана колонны в общем-то мало беспокоила. Одолевали другие заботы: организация питания пленных, ночевок в январскую стужу. Для ночлега использовали большие населенные пункты, где имелись кошары, сараи, клубы, церкви. Удалось решить и вопрос с питанием: тыловые службы стали доставлять в заранее условленные села продукты с трофейных складов — кирпичи хлеба, консервы, галеты.
Умаялись, пока довели колонну до места. И сразу же — в обратный путь. Догнали свой полк аж под Полтавой: в Котельве.
Горькая то была встреча… И в батальоне, и в роте не застали многих. Вместо погибшего капитана Юдина батальоном командовал капитан Маркин, нашей пулеметной ротой — старший лейтенант Шакиров. Выбыли по ранению Ходак, Варюхин, многие солдаты и сержанты. Убиты Толя Козлов, Иван Чазов… Вышедших из строя пулеметчиков заменили мужчины из освобожденных Богодухова, Гайворона, Ахтырки. Разношерстный народ, не обученный солдатскому делу!
В Котельве меня назначили вместо Варюхина и месяц спустя присвоили звание — «младший лейтенант».
А фронт примолк. Котельва гостеприимно потчевала сибиряков-освободителей варениками и галушками. Фронтовая братва, прошагавшая с донских рубежей сотни километров, пользовалась передышкой: банилась, чинила и подстирывала обмундирование. Благостная тишина. Уж не конец ли войне?
В ротах шел пересуд:
— Застрянем здесь аль пойдем дальше?
— Пока не растеплило, надо гнать немца.
— Тоже мне воевода! Чем гнать-то? Изнеможили мы, выдохлись.
— Да, подкопить силенок не мешало бы…
— То-то и оно. Фашистов одним «ура» не возьмешь. Танков бы нам на подмогу…
Танки и свежие силы накапливались, но с другой стороны. Офицеры в наших штабах тревожно склонились над картами. Немцы собрали под Харьковом мощный броневой кулак — танковые и механизированные дивизии. Со дня на день двинут в контрнаступление.
Оно началось второго марта — острым клином в направлении Белгорода. Над нашей дивизией нависла угроза попасть в «мешок». Мы в ротах и батальоне ничего пока об этом не знали. Удивились только, почему было приказано срочно окапываться на восточной окраине Котельвы — ведь противник отступил на юг. А чуть позже поняли, в чем дело: с востока, от Харькова, приближался орудийный набат.
Ночью меня разбудил Шакиров:
— К комбату! Всех командиров и замполитов.
Впотьмах идем в штаб батальона. Ночной вызов — значит, что-то чрезвычайное. В хате, занятой штабом, накурено. За столом, кроме капитана Маркина, командир полка подполковник Шевченко, его заместитель по политчасти майор Шардубин.
— Все собрались? — спрашивает комбата Шевченко.
— Все.
— Товарищи командиры и политработники! — Шевченко встал, обвел внимательным взглядом собравшихся. — Немцы прорвали нашу оборону. Получен приказ об отходе дивизии на новые рубежи. Второму батальону поставлена ответственная задача — прикрыть отход полков. Вам придается батарея полковых пушек. Держаться сутки. Здесь, в Котельве.
Помолчал. Посмотрел на Шардубина, спросил:
— У вас что-нибудь будет, Михаил Моисеевич?
— Скажу, — Шардубин поднялся, вышел из-за стола. Белые кустистые брови сдвинулись на переносице. — Сами понимаете, от вас в немалой степени зависит, сможет ли дивизия оторваться от противника. Надо выстоять.
— В последующем действовать самостоятельно, — продолжал командир полка, обращаясь к Маркину. — Отходить на Борисовку, Томаровку. Пробиваться по обстоятельствам: всем батальоном или группами… Ну, Иван Иванович, надеюсь на тебя!
Шевченко и Шардубин ушли.
Над леском перед Котельвой всплыл латунный диск солнца, скудные лучи просквозили голые деревья, уронившие на заснеженную опушку сиреневые тени. Из леса послышался стрекот, и на дорогу выкатила вереница немецких мотоциклов. Они ехали не прытко, соблюдая интервалы, останавливаясь.
В пулеметной ячейке, вырытой у старой коряжистой вербы, затаился расчет сержанта Терентьева. К «максиму» приник сам командир. Он выжидал. Мотоциклы приближались. Когда до них осталось не более четырехсот метров, утреннюю тишину вспорола гулкая пулеметная очередь. Головной мотоцикл круто свернул в сторону и свалился в кювет.
Справа и слева от Терентьева захлопали винтовочные выстрелы, затараторили автоматы. Мотоциклисты смешались, стали разворачиваться, уходить обратно. Вдогонку им били из окопов стрелки и пулеметчики. Молчали только пушки батареи — им пока незачем было себя обнаруживать.
На дороге осталось три мотоцикла и до десятка трупов гитлеровцев.
— Теперь жди, — сказал Терентьев. — Приведут целую свору.
Долго ждать не пришлось. Через час у правого крыла лесочка появились два танка, между ними — цепи пехоты.
Тихую Котельву, поверившую было в то, что бои обошли ее стороной, всполошил набиравший силу грохот боя. Жители прятались в погреба.
Танки открыли беглый огонь, немецкая пехота поддержала их автоматной россыпью. Наши окопы ответили свинцовым ливнем. Приступили к делу и артиллеристы. Они подбили один танк, второй начал пятиться за лес. Немного погодя туда же отхлынула фашистская пехота.
Первый натиск врага был отбит. Шакиров глянул на свои часы:
— Одиннадцать. Продержаться бы до вечера…