Врата Смерти(пер. И.Иванова)

Виканец повернулся спиной. В свете костра блеснули перья на его рваном плаще. Всадники из клана Вороны окружили посланца, заставив его развернуть лошадь.

Пуллик Алар с Нефарием бросились к офицерам.

— Он должен еще раз внимательно продумать это предложение, — забубнил Пуллик Алар.

— Прочь с моих глаз, а не то прикажу спустить с вас шкуру. Для шатров сгодится. Убирайтесь!

Нефарий и Алар ушли.

Балт поискал глазами Геслера.

— Готовь корабль к отплытию, капитан.

— Слушаюсь, господин Балт.

— Все как-то наперекосяк, — пробормотал стоявший рядом с историком Буян.

Дюкр молча кивнул.

Под ногами была все та же растрескавшаяся глина. Леом вел их ночью. Шли в полной темноте; песчаная дымка не пропускала звездного света. Тем не менее пустынный воин безошибочно привел Фелисину и Гебория к другому тайнику, расположенному под известковой глыбой. Леом достал оттуда свертки с хлебом особой выпечки, который долго не черствеет. Следом он вынул вяленое мясо и сушеные фрукты. Фелисина уселась на прохладную землю и обхватила себя руками, чтобы согреться и унять дрожь. Геборий примостился рядом.

— О тоблакае — ни слуху ни духу, — сказал он. — При благосклонности опоннов его кусочки сейчас перевариваются в желудке странствующего.

— С этим тоблакаем в бою мало кто сравнится, — возразил Леом, раздавая пищу. — Потому Шаик и выбрала его.

— И явно просчиталась, — усмехнулся бывший жрец Фенира. — Шаик мертва. Более убедительного доказательства ее просчета не придумаешь.

— У нее был третий телохранитель, который ни за что не допустил бы ее гибели. Однако Шаик посчитала его помощь излишней. Я безуспешно пытался переубедить пророчицу. Каждый из нас попадает в свои ловушки, предопределенные судьбой.

— Удобное рассуждение, — заметил ему Геборий. — Скажи, а ее пророчества с такой же ясностью говорили и о конце мятежа? Что будет дальше? Полная победа Дриджны? Правда, в этом кроется внутреннее противоречие, но мы оставим его без внимания.

— Рараку и Дриджна едины, — сказал Леом. — Они вечны, как вечны хаос и смерть. Что такое ваша Малазанская империя? Недолгая вспышка пламени, которое уже гаснет. Из тьмы мы рождаемся и во тьму возвращаемся. Вас пугают эти истины, и вы в страхе их отбрасываете.

— Я — не кукла, которую можно дергать за веревочки, — сердито бросила ему Фелисина.

В ответ Леом негромко рассмеялся.

— Если Шаик желала видеть своей преемницей такую куклу, тебе лучше вернуться к трупу пророчицы и ждать, когда явится кто-нибудь посговорчивее меня.

— Превращение в Шаик ничуть не разрушит твою мнимую независимость, — ответил Леом. — Если, конечно, ты сама не пожелаешь избавиться от заблуждений.

«Слушайте нас. Вокруг — кромешная тьма. Мы — трое бесплотных лицедеев, затеявших пустой разговор на этой сцене, затерянной в глубине пустыни. Рараку смеется над нашими телами, оставляя лишь звуки голосов, сражающихся с тишиной».

Послышались осторожные шаги.

— Подходи и садись есть, — позвал Леом.

Кто-то проскользнул совсем рядом с Фелисиной. В нос ударил резкий, тяжелый запах сырого мяса.

— У медведя оказалась белая шкура, — загремел в темноте голос тоблакая. — Мне даже почудилось, что я вернулся в родные края, на Лидероа. Там у нас таких зверей зовут нетаврами. Но с этим мы сражались не среди снегов и льда, а на песке и камнях. Я сумел притащить сюда только шкуру, голову и когти. Зверь был раза в два крупнее всех нетавров, каких я видел.

— Мне не дождаться рассвета, чтобы увидеть это чудо, — сказал Геборий.

— Нам остается день пути до оазиса, — сказал Леому великан. — Она должна совершить ритуал.

— Четыре голоса, — прошептала Фелисина. — Нет ни плоти, ни костей. Только слабые звуки, заявляющие о себе. Четыре разных воззрения на мир. Тоблакай исполнен чистой веры, но настанет день, и он ее полностью утратит.

— Началось, — прошептал Леом.

— Геборий — изгнанный жрец, в котором сейчас нет веры, но который обретет ее вновь. Леом — выдающийся обманщик, чьи зрячие глаза глядят на мир еще циничнее, нежели слепые глаза Гебория, и кто упорно обшаривает тьму, силясь отыскать в ней… надежду.

Она замолчала. Все сидели, боясь шевельнуться.

— И наконец, Фелисина. Кто же эта женщина в детских одеждах? Ее тело обещает наслаждения, но само их лишено. Черты ее характера отпали одна за другой. За каждым жестоким словом, произнесенным ею, таится страстная мечта о доброте. Она ни во что не верит. Пустой сосуд, очищенный огнем. У Гебория есть невидимые руки. От них исходит сила; они касаются истин, которые ему не понять. Руки Фелисины… их нежно касались и грубо хватали, они были скользкими и грязными, но в них так ничего и не осталось. Жизнь, будто призрак, протекла сквозь пальцы.

Фелисина опять ненадолго умолкла.

— Знаешь, Леом, все было каким-то неполным, незавершенным, пока мы не набрели на тебя и на твоего спутника с душой ребенка. Достань книгу.

Леом послушно развязал мешок, вынул тяжелый сверток и снял кожу, в которую тот был упакован.

— Открой ее, — потребовала Фелисина.

— Это ты должна ее открыть. И не сейчас, а на рассвете. Таков ритуал.

— Открой, — повторила она.

— Ты…