Время

Какие же страшные у них были глаза. Максим не сразу понял в чем дело, но потом заметил, что эти двое совсем не моргают. То есть, ни одного раза они не закрыли глаз, ни на одну секунду. Их лица были похожи на маски. Нет, они открывали рот, когда разговаривали, на лбу у одного были морщины, но они стояли так, что солнце светило им в глаза, а они даже не щурились. Светленький смотрел только на начальника лагеря, а второй водил глазами осматривая все вокруг. Видеть Максима он не мог, потому что стёкла в туалете были закрашены, а щёлочка в которую он подсматривал была совсем маленькая и прикрыта ветками дерева. Но всё равно, максим перепугавшись, отпрянул от окна и присел на пол, прижавшись к батарее.

– Что ты хочешь увидеть, Генрих – послышался голос его учителя. – Ты ведь слеп.

– Ошибаешься, – ответил ему второй голос, который, наверное, принадлежал тому, кого Аркадий Матвеевич назвал Генрихом. – Я прекрасно тебя вижу. Вижу тебя, людей, которые тебя окружают, и ещё я вижу результат своей работы. Мне будет интересно посмотреть в твои глаза, когда в них будет гаснуть свет.

Максим, как бы ему не было страшно, не смог усидеть на кафельном полу и опять прильнул к щёлочке, чтобы видеть, что происходило на улице.

Двое человек стремительно бросились к начальнику лагеря, стараясь зайти с разных сторон. Он двигался гораздо медленнее них, но все равно успевал прикрываться руками, если его пытались ударить, или выставлял кулак именно туда, где окажется лицо противника. Наверное, эти двое были каратистами. Об этом загадочном и эффективном виде борьбы Максим ничего не знал, но слышал от ребят, что каратисты умеют ломать кирпичи рукой и здорово дерутся ногами. Их ноги и руки, мелькали с невероятной скоростью, но они ничего не могли поделать с Аркадием Матвеевичем. Наконец, они остановились.

– Это не может продолжаться вечно, правда ведь? – спросил высокий и белый. – Ничего не может продолжаться вечно, и ты это знаешь лучше других.

Охотники разошлись, окружая свою жертву. Они шли по кругу, а начальник лагеря стоял, почти не двигаясь и глядя куда-то вверх. Наконец Генрих, проходя мимо своего дипломата, поднял его на ходу одной рукой и ею же открыл его. Той же рукой он поднял раскрытый чемоданчик на уровень плеча перед собой и разжал руку, а когда тот коснулся земли, в руках у него был маленький автомат.

Кажется Максим хотел закричать, а может это он придумал, но когда Аркадий Матвеевич упал на асфальт, он не издал ни звука. Всё случилось очень обыденно: вот его учитель стоит, а вот он уже падает на землю. И когда из травмпункта, на шум выстрелов, выглянули люди, перед входом стояла белая волга с красным крестом на стекле, рядом курили двое мужчин в белых халатах, а из выхлопной трубы с громкими хлопками вырывалось пламя.

– Да заглуши ты машину. – громко ругался медик с белыми волосами, водителю.

– Он её потом не заведёт. – отвечал ему его коллега с чёрным дипломатом. И обернувшись на выглянувшего из дверей врача и стоящую сзади медсестру спросил. – Я извиняюсь, коллеги, а где 27 больница?

И так же спокойно, эти двое сели в машину, и так же спокойно уехали. А на асфальте осталось только масляное пятно, присыпанное песком. А может это и не масло, но кто будет разбираться?

"Охотники и в самом деле очень быстрые" – отстранённо думал Максим, наблюдая. Как быстро они подняли тело и погрузили его в подъехавшую машину: "Но не всесильные. И их хозяева тоже"

Нога очень болела. Сильнее чем вчера. Находясь в травмпункте, он даже и не подумал пойти и пожаловаться врачу, или хотя бы поинтересоваться, что видно на его рентгеновском снимке. Он вышел на улицу и присел на скамейку, глядя на место смерти своего учителя.

– Максим! – услышал он голос Вики. – Где все? Почему ты один?

– Вика, – сказал Максим еле слышно. – Отвези меня домой.

Уже сидя в электричке, он вспомнил про письмо. Вика всё говорила, говорила… Про Любу, про Аркадия Матвеевича, про его больную ногу, а Максим все сжимал в руках листок вырванный из тетрадки и никак не хотел его прочесть. Наконец он развернул листок и с трудом разбирая мелкий убористый почерк начальника лагеря начал читать.

"Дорогой Максим, я пишу это письмо, зная, что не успею с тобой попрощаться, поэтому делаю это сейчас: До свидания! Я верю, что всё заканчивается не так, как мы себе представляем и ты должен знать об этом. Мне жаль, что тебе пришлось столько пережить, и, если бы я мог я бы подарил тебе другую, красивую и весёлую историю, но эта история родилась раньше меня и я не могу переписать её. Помнишь часовой механизм, который ты когда-то взял в руки? Скажи Вике, чтобы она отдала его тебе. Это не просто игрушка: пока он оживает от твоих прикосновений, значит, что время твоё не кончилось. Помни об этом и не вешай носа.

Твой друг, Аркадий Матвеевич.

P.S. Да, вот что забыл, а это самое главное. Я очень виноват перед тобой. Перед тобой, Викой и особенно Любой. Я не успел, значит тебе придётся помогать им. Прости."