Время алых снегов

Все человеческие чувства Ванина, задавленные, замурованные в глубине его существа, требовали выхода в кратком мгновении пуска. Но Ванин медлил. Мишень перед ним была не из тех, что слепо летят по заданной программе. Ее вел кто-то опытный и расчетливый — в том Ванин убедился. «Противник» мог и не находиться в самой машине. Возможно, он управлял ею с земли или с воды, но все равно Ванин должен был сейчас понять его до конца, понять: почему он сдался так внезапно, почему сдался в тот самый момент, когда перехватчик занял положение для удара? Ванин ждал только секунду-другую, потому что и тот больше двух секунд ждать не мог — ракеты, скорость которых складывается со скоростью истребителя, не прощают медлительности... И так было обострено внимание Ванина, что он даже не уловил мгновения, в которое целей стало несколько. Они разместились вокруг «птички», все одинаково четкие, все одной величины, летящие с одной скоростью, в одном направлении. Все электронные машины мира не помогли бы сейчас Ванину отличить ту единственную отметку, которая была отражением самолета. Случись пуск секундой раньше — ракеты погнались бы за крохотными, безвредными отражателями. Но Ванин с самого начала знал, где настоящая цель, а где ложные. Почему знал — этого он никогда бы, пожалуй, не сумел объяснить. Надо много раз поднять в небо ракетоносец, много раз схватиться с сильным и хитрым противником, узнать разочарования, боевую злость, мстительное упоение победой, чтобы в решительную минуту почувствовать: ошибиться ты уже не сможешь. Сейчас и была решительная минута, когда опыт, воля, все человеческие чувства, сплавляясь от жестокого напряжения, обращаются в to самое сверхчутье, которое именуют интуицией. Словно в оцепенении, он неотрывно смотрел сквозь влажное стекло гермошлема на единственное желтое пятнышко, не замечая его кричащей схожести со всеми другими. Никто не смог бы измерить его сомнений. Их было столько, сколько лишних отметок на экране, но и сомнения он заглушил, как все прочие лишние чувства, словно они могли спугнуть пятнышко света, к которому он осторожно подводил угольник прицельной «птички»... Пуск случился в самый нужный момент...

Ослепительно белым ударило по небосводу впереди машины, и уже там, за яростной вспышкой огня, сверкнули две крупные улетающие звезды. Словно выходя из темноты на свет, Ванин на миг смежил глаза... Открыв их, снова увидел далекие, безжизненные звезды. Косо скользнув по фонарю, они пропали, снова возникли, вращаясь вокруг кабины, — истребитель падал. Вися на ремнях, Ванин расслабился, позволив себе мгновение отдыха.

Он ни о чем не тревожился. На больших высотах порою случается, что газовые струи ракет притормаживают самолет, и он, захлебываясь от недостатка воздуха, летит вниз. Ванин не мешал падению истребителя, доверяясь автоматам, которые не хуже пилота переведут машину в горизонтальный полет. Действительно, звезды скоро остановились, слабо лучась. Они были над его головой и справа. Слева чернело огромное пространство без единого огонька. «Земля, — успел подумать Ванин. — Далеко же меня занесло...»

— Обратите внимание на авиагоризонт...

Знакомый женский голос прозвучал, казалось, из другого мира, такого далекого, что сразу поверить в его реальность было нельзя. Но голос этот говорил о делах небесных, и Ванин, глянув на авиагоризонт, окончательно понял: самолет летит по прямой с сильным креном на левое крыло. Он тронул ручку, самолет выровнялся, благодарно качнув плоскостью. Ванин вошел в крутой вираж, ложась на обратный курс и одновременно вонзаясь в высоту...

Через минуту, приглушив двигатель, он летел по инерции среди черной бездны и мертвых звезд. Земля была так далека, что казалась нереальной. Теперь он снова получил право думать о земле. Под ним расстилались таежные дебри, и Ванину чудились хруст сучьев на лосиных тропах, сонные шорохи в кронах елей и пихт, всплески ночных рыб в черных озерах. И — ни огонька, ни единого человеческого возгласа на сотни километров вокруг.

Потом он стал думать, что его, наверное, уже видят и те, кто должен с ним связаться, — видят маленькой точкой на экранах локаторов, и думал он об этом с настороженностью и недоверием, которые продолжали жить в нем после боя... Далекий голос командного пункта чуть слышно повторял в эфире слово «Кристалл», оно становилось явственней, и Ванин наконец поверил, что зовут его.

— Я — «Кристалл». Задание выполнил,— отозвался он так, словно говорил не о себе самом.

И даже когда голос земли радостно и торопливо заговорил: «Кристалл», понял вас, понял вас! Спасибо, «Кристалл», в нем ничто не отозвалось, он просто удовлетворился, что его доклад услышали.

Ванин летел строго на голос командного пункта по радиокомпасу.

— «Кристалл», вам разрешается вариант один, повторяю: вариант один;, вы слышите, «Кристалл»?

— Слышу, — отозвался он холодно.

Посадка на запасный...