Сергей Борисович был импозантен, в бодром расположении духа, по душам общался с гостями. Мужчина — немного лысоватый, среднего роста и возраста, с выпуклыми глазами — вел себя сдержанно. Возможно, он не понимал по-русски. Он с любопытством озирался, к губам прилипла вежливая улыбка. Спутница носила элегантный джинсовый костюм. Ей было далеко за тридцать. Высокая, худая, с короткими пепельными волосами — она смотрелась как-то противоречиво. В принципе, смазливое лицо, но чересчур скуластое, вытянутое, много мимики, жестов, какой-то нарочитой небрежности. И расчесаться она забыла. Улыбалась — отнюдь не дежурной улыбкой, вставляла в паузах слова, иногда тихо смеялась — в общем, вела себя непринужденно.
В руке у журналистки был блокнот, куда она что-то записывала «космической» ручкой (которой можно писать даже вверх ногами). Повышенная подвижность не мешала ей внимать Якушину.
А Сергей Борисович был сегодня в ударе — много говорил, улыбался, плавно жестикулировал и явно получал удовольствие от общения с иноземцами. Меня он не заметил, возможно, сделал вид.
Остановившись, я обнаружил еще несколько странностей. Алла Михайловна Незнанская стояла у «гардеробной» с траурными платьями и что-то списывала с поясняющих табличек. Вернее, делала вид. А сама вытянула шею и прислушивалась к беседе. В районе катафалка (того, что в натуральную величину) шевельнулся Михаил. Он исподлобья разглядывал компанию и не обращал внимания на блуждающих чечеточников. За тумбой с фигурой преподобного Марка-Гробокопателя притаилась Варвара и тоже не лучилась радужным блеском. Она была надутой, как недовольный ребенок, переминалась, посматривала на часы. Я бочком приблизился к ней, тоже укрылся за Преподобным. Варвара вздохнула с облегчением, отвернулась от Якушина с компанией.
— Прости, общался с охраной, — тихо объяснил я. — Что-то происходит?
— Ничего не происходит, — огрызнулась она. — Работать надо, а тут эти журналисты понаехали.
— Они реально французы?
— А что такого, — фыркнула Варвара. — Вот недавно делегация из Сенегала приезжала — это действительно экзотика. А французы, англичане, американцы — они тут постоянно мелькают, уже глаза затерли. Это Мари Ксавьер и Антуан Лепьен с канала TF-1. Мари снимает документальный фильм о похоронных традициях в российской глубинке, и наш музей ей — чистый бальзам.
— А что, TF-1 — одна из крупнейших коммерческих телекомпаний Франции. Пусть снимают — надо же продвигать это дело.
— Да ты посмотри, — процедила Варвара, — эта выдра просто очаровала нашего Сергея Борисовича. У самой ни рожи ни кожи…
— Ты ревнуешь? — ужаснулся я.
— Ты спятил, — фыркнула Варвара. Потом признала, — ну, да, это типа профессиональная ревность. Нам работать надо, а они тут некстати встряли. Сегодня у них вводная лекция, завтра снимать начнут, проторчат тут несколько дней, пока заснимут каждую подробность и все выслушают да усвоят.
Женщина засмеялась — среагировала на шутку Якушина. Варвара вздрогнула.
— Что она делает? Просто поворачиваться не хочется…
— Большой палец показывает.
— Ладно, хоть не средний… Но ведь реально страшна, согласись? Ну, и что ты на нее уставился? — разозлилась Варвара.
По поводу «уродливости» французской журналистки у меня имелись некоторые возражения, но не озвучивать же их?
— Получаю эстетическое удовольствие, сравнивая это чудовище с тобой, — витиевато выразился. — Да, Варюша, ты права, столько виски мне не выпить, пусть она хоть трижды французская журналистка.
— А при чем тут виски?
— Так после виски — все крокодилы киски.
Варвара прыснула, смотрела уже без злости.
— Она француженка-то по недоразумению. Русская она.
— Серьезно? — удивился я. — «Она хоть бывшая, но подданная русская», — процитировал я отрывок из хорошей лирической песни.
— Вот именно, — кивнула Варвара. — Я читала о ней. Мария Владимировна Касаткина, родом из Твери, тогда еще Калинина. Маленькая была, когда родители переехали во Францию, не дали ей забыть русский язык. В Марселе окончила факультет журналистики, перебралась в Париж, работала в каком-то эпатажном журнальчике типа «Шарли ебдо», потом ушла на телевидение. Одно время была замужем… Ладно, пошли работать. Сергея Борисовича мы сегодня явно не дождемся.
Мы топтались у двери на втором этаже. Варвара путала ключи под приветливым взором охранника.
— А можно спросить, почему нас не пускают в этот зал? — осведомился снизу кто-то из чечеточников. — Там ведь тоже музей? Может, глянем краешком глаза?
— Просим прощения, граждане, — отозвалась Варвара, — но вход в этот зал закрыт по техническим причинам.
— Связанным с концом света и началом новой эры, — добавил я. Шутка гостям из Кисловодска понравилась — кто-то хихикнул.
— Ну, и зачем ты это сказал? — буркнула Варвара, входя в зал.
— А разве это неправда? — удивился я, объясняя знаком охраннику, чтобы не пускал посторонних.
Мы снова стояли у экспонатов, в положении которых за сутки ничего не изменилось. Варвара подошла к ним почти вплотную, как-то расслабилась, закрыла глаза. Шляпка траурного одеяния коснулась лица, она вздрогнула.
— Вуаль хочешь примерить?