Всадники

Из глубины вагона выглянули другие бойцы, гармонь замолкла.

- А в чека ты не хотел попроситься? - басом прогудел здоровенный детина с намыленной щекой. - Чеши-ка отсюда, а то и недобритый сведу. Шляются тут всякие... Увижу еще - пеняй на себя.

"Вот тебе и горяченькое! - вспомнил Севка совет коменданта. - По росту судят. Нет бы документы спросить!"

На путях полно набитых битком поездов, а который из них на Вязьму? Попробовал Севка разузнать, но никто его не стал слушать. Побрел снова на вокзал.

У будки с кипятком остановился, вынул из мешка Котелок, сунул под кран.

- Не готов, брат, дрова сырые! - выглянул в фортку седенький старичок в форменном картузе. - Валяй, милок, ко мне греться. Побеседуем, а там и кипяток сготовится.

Вошел Севка в будку - теплынь! Присел на лавку, огляделся, спросил:

- На восток - это в какой поезд садиться?

- На восток? На Дальний, что ли, Восток?

- Ага, на Дальний, - кивнул Севка.

- Эк куда хватил! По нынешним временам туда год езды. Это, милок, через Москву. Но через Москву нет резона - завязнешь в ней. Лучше кружным путем: через Вязьму - Лихославль...

- А который поезд на Вязьму?

- Больно ты, хлопец, востер! Того не ведаешь, что поезд тот, может, через неделю пойдет. Не мирное время... Послушай, - спохватился кипятильщик. - А что у тебя за нужда ехать?

- К родственникам, - мгновенно придумал Севка. - Остался без родителей, а тетя аж в самой Чите.

С недоверием глянул старичок, с подозрением. Навидался он разных оборвышей вдосталь. Прут по железной дороге неведомо куда и зачем. Но Севке вроде поверил - не похож на тех огольцов.

- Прямой резон тебе в воинский садиться, - посоветовал кипятильщик. В аккурат теперь кавалерию везут сквозь до самой Читы. Только навряд ли возьмут. Потому что передвижение частей есть военная тайна.

- А как же вы узнали? - удивился Севка.

- Так ведь не слепой. А чего сам не доглядишь, сродственник али знакомый скажет. Я, брат, из кондукторов. Это теперь, на старости, готовлю людям горяченькое. Сам товарищ Ленин приказал, чтоб на станциях для народа был кипяток.

- Неужели Ленин?

- А ты думал! Сырая вода - сущая зараза. В ней и тиф-брюшняк, и дизентерия, и черт, и дьявол! А кипяток - то же лекарство. Да вот он и поспел! Где котелок?

Севке уж не до кипятка. Чует, что познакомился с нужным человеком.

- Как же на Вязьму-то? - напомнил он.

- На Вязьму - плевое дело! Будешь наведываться ко мне, так уедешь.

На следующую ночь старик кипятильщик провел Севку к пакгаузу, указал на вагон:

- Влазь! В аккурат прессованное сено. Не так зябко.

Утром вагон прицепили к товарному поезду, и он скоро отошел из Орши. В открытый люк Севка увидел на стене синюю руку с оттопыренным пальцем, кипятильную будку на платформе и открытый семафор на выходе со станции.

Железная дорога - что большая река в половодье. Только не льдины она несет на себе, а людей. Но так же швыряет, трет их в заторах, садит на мели, выбрасывает на берег, ломает и крошит.

А человек ведь не льдина. Ему бывает и холодно, и голодно, и больно, и страшно. Но делать нечего, пустился в плаванье - терпи!

Могучий водоворот подхватил Севку, закрутил, начал швырять. Среди тысяч измученных бессонницей, усталых и голодных людей плывет в общем потоке и Севка.

У каждого свой резон, своя цель. Едут домой отвоевавшие, искалеченные войной бойцы, едут куда-то от голода целые семьи, едут, спасая шкуру, бывшие благородия с фальшивыми документами, едут спекулянты, везут разный товар, едут беспризорные мальчишки. Каждый клянет на все лады железную дорогу, а все-таки едет.

Едет и Севка Снетков. В эскадрон! И сквозь даль видит себя на коне, в строю: справа Трофим Крупеня, слева Ефрем Клешнев.

Севка уже не тот. Притерпелся, пообвык. Он может, как все едущие, сутками не есть и не спать. В Ярославле его обокрали - забрали мешок с последним сухарем, парой нательного белья и шпорами.

На платформе, нагруженной досками, добрался до Вятки. Промерзший, весь в снегу, ввалился в комендатуру, предъявил документ:

- Может, найдется чего в счет пайка. Хоть бы сухарь погрызть...

Комендант красными от бессонницы глазами скользнул по документу, по заиндевелому Севкиному шлему и крутнул ручку телефона.

- Еще один! - сказал в трубку. - Совсем одолели...

Заглянула пожилая женщина в очках, в сером пуховом платке.

- Вот он, голубчик! Забирай, Даниловна, - указал комендант на Севку.

- Куда забирай? - взвился Севка, почуяв недоброе. - Мне в эскадрон... В документе сказано!

- Для меня один документ действителен, вот этот, - нацелил комендант обкуренный палец Севке в грудь, - а все остальные - липа!

Тем временем Даниловна прочитала удостоверение из госпиталя, пригляделась сквозь очки к Севке.

- Погоди-ка, Синяков, - повернулась она к коменданту. - Документ подлинный!

- Может, и подлинный! Да чей он?

Севка догадался, что тут к чему. Распахнул полушубок, гимнастерку, выставил раненое, в рубцах, плечо.

- Подлинный или не подлинный? - закричал, срываясь на плач.

Даниловна притянула Севку к себе, сама застегнула на нем гимнастерку.