Всадники ниоткуда

— Твое отражение. Воток. Помнишь «Королевство кривых зеркал»?

— Ну и что?

— Ничего. Смотри на доску.

— Сто раз смотрел.

— И ничего не высмотрел?

Котов скривился.

— А что высмотришь здесь, кроме разгрома черных?

Этюдный вариант. Белые начинают и матуют противника через пять ходов.

— В этой позиции?

— Другой не зафиксировано.

— А ты знаешь, что у белых не эта позиция, — подчеркнул человек в зеркале, — знаешь, только забыл.

— Что-то забыл, — согласился Котов, — что-то знакомое. Все время мучаюсь... может быть, зря.

— А ты вспомни.

Котов задумался. Как это было? Телефонный звонок бросил оперативную группу на тихую московскую улочку в районе Чистых прудов. Здесь, в старом доме, в большой и, как принято говорить, густонаселенной квартире примерно в десять часов вечера умер от инфаркта изобретатель Николай Логунов. Группу вызвал старшина милиции, у которого возникло подозрение, что инфаркт был рассчитанно обусловлен и сопровождался кражей крупной суммы денег из письменного стола пострадавшего. Деньги были найдены у его племянника, проживавшего в том же доме. Андрей часто заходил по вечерам к старику посидеть за шахматами, но ни разу не выигрывал.

И в этот вечер он был у дяди. Котов вспомнил торопливый говорок соседки:

«—Я подошла к двери: ждала подругу. А он позвонил.

— Значит, вы открыли ему дверь?

— Конечно. Он прошел к дяде, а я задержалась...

— Почему?

— Искала шарфик у вешалки. А у Логунова дверь рядом».

Соседка, конечно, врет. Никакого шарфика она не искала. Просто подслушивала, Племянник просил денег: не хватало пятисот рублей на квартирный пай.

«— А Логунов?

— Засмеялся. Предложил сыграть. Сначала, мол, партию, а потом о деле. Андрей отказался: тороплюсь, говорит. А старик пригрозил, что. иначе денег не даст.

— В шутку?

— А кто его знает, товарищ следователь? Может, ив шутку.

— Значит, племянник остался?

— Должно быть, так. Как уходил — не слыхала».

На допросе Андрей утверждал, что дядя все-таки дал ему деньги и он тотчас же ушел, никого в коридоре не встретив.

— Значит, все улики против него, — размышляя, сказал Котов. — Остался у дяди. Сыграли партию. Может быть, даже не одну. Ссора. У старика — приступ, а племянник преспокойно уходит с деньгами.

— А ты не веришь, — сказало отражение.

— Не верю.

— Что-то смущает?

— Смущает.

— Партия?

Котов кивнул. Отражение не ответило. Оно ухмылялось.

— Так ведь партия только подтверждает его вину.

— Безусловно. Старик играл белыми, это доказано.

— Чем? Уверенность в том, что он не мог проиграть племяннику?

— Не только. Его стул стоял на стороне белых. Там он и упал. А к нему никто не прикасался, кроме врача.

Человек из зазеркалья, вывернувший наизнанку фамилию Котов, перестал улыбаться.

— Значит, ты не веришь в виновность племянника?

— Не верю, — решительно произнес Котов.

— Ну что ж, — миролюбиво откликнулось отражение. — Проверим. Как мы уже понимаем, ключ к тайне — в шахматной партии. Узнаешь позицию? Ты, конечно, шахуешь?

— Конечно.

— Конем е на g4?

— Лучший ход.

— А дальше серия шахов: пешкой h, пешкой g, слоном d, ладьей h, и король черных в панике отступает на последнюю для него линию.

Котов поморщился: сколько раз он прикидывал этот бессмысленный вариант на доске. Именно этот вариант и не давал белым победы.

— Зачем, ходить слоном d и ладьей h? — устало проговорил он. — После шаха пешкой на g3 у белых отличный ход: королем на f1 и засим следует мат конем на h2. Есть и другие варианты. Королю черных, — он не мог отказать себе в удовольствии передразнить свое отражение, — незачем в панике отступать на последнюю для него линию: его заматуют раньше.

— А между прочим, при разборе партии ты все время прикидывал именно мой вариант.

— Не понимаю почему.

Человек в зеркале встал. Это был тот же Котов, только вывернутый справа налево и почему-то сугубо серьезный, как на торжественных заседаниях.

— Что вы нашли возле трупа? — вдруг спросил он.

— Опрокинутую коробку с шахматами.

— Горячо, горячо, — засмеялся зеркальный Котов. — Подстегни-ка память.

Котов закрыл глаза, пытаясь восстановить в памяти логуновскую комнату. Уютно горящий торшер, разобранная постель — хозяин, видимо, уже собирался лечь спать, остатки холостяцкого ужина на столе. А на полу — кучка шахматных фигурок у опрокинутой коробки.

— И все? — усмехнулось отражение.

— Пожалуй, нет, — вдруг вспомнил Котов. — Ладья и три пешки лежали по другую сторону тела. Левый фланг! — закричал он. — Все ясно. Падая, он сбросил их с доски.

Последние слова он произнес, как стихи. Все в нем пело.