Потом, когда мужчины, изнуренные ходьбою в поисках пищи валились с ног, женщины случайно нашли берлогу медведя… Но как его убить. Вот они думали, думали… Набрали сухого хворосту, набили его в отверстие берлоги и подожгли… Медведь задохнулся. Вот этим род наш и спасся. А вот другой род вымер.
— Довольно, Атыля. Хватит.
Я долго лежал, раздумывая над рассказом Атыля. Все это — режим колониальной политики царского самодержавия. Но теперь этого нет, теперь советы. И положение юкагиров теперь иное… И вдруг в этом, например, году, или будущем… пароход опять застрянет во льдах. Что тогда? Нет, этого не должно быть! А затем надо еще изыскать пути, ведущие этот край к теплому Охотскому морю. Надо!
4
Я задался целью во что бы то ни стало найти такой путь, который приблизил бы эту застывшую в условиях каменного и костяного века страну к советской культуре. Расскладываю карту и задумываюсь; если бы река Колыма имела не 112 км длины, а, скажем, 2500–3000 км при ширине в два км и была бы судоходна до самых своих истоков, тогда… тогда еще не все. Было бы весьма желательно, чтобы все русло ее лежало не так, как указано на карте, а километров на 2500–3000 восточнее. Вот тогда было бы все. Тогда этот край, ледяная тюрьма юкагиров, была бы «цветущей» страной. Здесь и рыба, и пушнина, и лес, и оленеводство и золото — все нашло бы свой выход.
Каменный уголь, занявший пространство между устьем Колымы и Чауна для приходящих из Владивостока судов, заменил бы те десятки тысяч пудов дорогого угля, который закупается в Японии. Уголь р. Зырянки — в верховьях р. Колымы покрыл бы потребность местного речного флота. Берега рек покрылись бы лесопильными заводами, устья рыбоконсервными, а верховья — металлургическими заводами…
— Ты понимаешь, Атыля, вы все стали б тогда строителями социализма в гиблом уголке приполярного севера. Тогда не надо было бы такскаться по морозу с ребятишками в поисках пищи. Пищу, жизнь вы стали бы делать сами. Сами, да! Понимаешь?
Атыляхан молча кивает головой. — Да, мы бы не стали бы тогда кочевать. Худо, когда морозишь жен и детей, но еще хуже, когда они умирают на твоих глазах от голода…
— Ты знаешь, Кие[4], то что ты сказал о Колыме, все уже есть в действительности. Вот смотри сам…
Он берет карту Колыми в руки. Хотя он и безграмотный, но в картах разбирается отлично. Проводя пальцем по рекам, он отмечает ногтем неправильности, и свои поправки чертит на прибрежном песке. Я слежу за движениями его руки, вычерчивающей разнообразные линии, штрихи и кружки. И не могу поверить: то ли он смеется, то ли это ожившая, но укрываемая кем-то до сих пор тайна…
Атыляхан высчитывает в уме довольно сложные расчеты — сколько верст будет от такой-то речки до такой, от такой-то горы до такой, сколько времени надо ехать — летом на лошадях, зимой — на оленях… в сторонке ставит черточки, кружочки — круглые перекрещенные палочки, обозначающие цифры. Он рассказывает мне, где, у какого изгиба речек, у какой горы, в каком лесу есть моховища для кормежки оленей, где летом растут травы, где удобнее ночевать.
В конце своих вычислений и рассуждений Атыляхан мне заявил, что долина Колыми около 3000 км, судоходна она почти до самых своих истоков и, самое главное, ее русло лежит в Сеймчане — в 700 км от Олы (Охотского побережья), а в Коркодоне и р. Шойдоне — всего лишь в 400–450 км от устья р. Элеуям или Ниргилян.
Я взял циркуль и отмерил на карте расстояния: от с. Олы до Сеймчана получается свыше 800 км, а от р. Вилиги или Широкой (по местному Ниргилян и Элеуян) тоже около 700 км. Значит: или русло реки Колымы должно соответственно, т. е. на 300–400 км передвинуться на восток, или Охотское побережье (Пенжинский залив) — на Запад. Это и есть то, что интересует меня…
Значит Колыма «сбежала» пропала со своего места, держала в могиле свой край, да еще вводила в заблуждение весь мир. Теперь надо только все это проверить.
5
Колымский край — это северо-восточная часть Якутской автономной республики — обширнейшая территория в 700 тысяч кв. км., расположенная по долинам двух рек: Колымы и Алазеи, впадающих в Ледовитый океан.
Эту территорию населяют: русские — около 1000 человек, остатки казаков и промышленных людей XVII века, сохранившие свою внешность, но материально и духовно отуземившиеся. Они занимаются исключительно собаководством и рыбоколовством. Якуты — около 3000 человек, явившиеся сюда одновременно с русскими (XII век) со своими стадами коров и лошадей, чукчи-оленеводы — около 700 человек[5] — единственный народ в России, который не был покорен русскими и, наконец, юкагиры (аборигены края) и ламуты — охотники и рыболовы в количестве около 6000 человек.