Вся жизнь конспирация. История семьи нелегалов

Следующий этап — распродажа мебели и хозяйственной утвари, что также оказалось делом не простым. Кое-что приходилось отдавать за полцены, а что продать не удалось, раздали знакомым. Покупатель на автомашину (а содержали мы ее в хорошем состоянии) нашелся по объявлению в газете. Он пошел нам навстречу, согласившись оформить продажу и прием ее в удобный для нас момент, что и было сделано в тот день, когда мы перебрались в гостиницу «Олимпия». Вновь совпадение: с этой гостиницы мы начинали командировку и в ней заканчивали формальности с официальными органами при выезде из страны.

Наконец настал день, когда мы в последний раз обошли опустевшие комнаты. Дом с мансардой за низкой оградой, находящийся на маленькой тихой улочке, казался уже чужим. А ведь сколько лет он был не только нашим кровом, пристанищем, оперативным штабом и узлом радиосвязи, но и самой настоящей обузой, так как при всей нашей занятости с утра и до вечера управляться со всем хозяйством было сложно, тем более что мы были по понятным причинам категорически против наемного труда (имеется ввиду садовник или экономка). Многое связывало нас с этим домом. Немало тревог и радостей пережито в его стенах. Не счесть воскресных и праздничных дней, когда мы, согнувшись над письменным столом, работали с натовскими документами, делали переводы, готовили очередные радиограммы для Центра. Сколько их было принято и отправлено! И все это теперь в прошлом… Почти в прошлом. На душе тихое состояние радости и легкой грусти.

В стране мы прожили пятнадцать лет. Срок солидный. За это время смогли ассимилироваться настолько, что с какого-то момента стали уверенно чувствовать себя «своими среди своих». Во всех жизненных ситуациях научились держать себя точно также, как местные граждане. У нас выработались их привычки, черты характера, формы выражения взглядов, эмоций, манеры реагирования на происходящие события — радостные и малоприятные. Это касалось всех сторон повседневной жизни, работы, поведения. Выезжая в другие европейские страны, мы в разговорах с иностранцами высоко держали марку страны пребывания, с гордостью подчеркивали ее привлекательные стороны, широко известные в мире, при любой возможности демонстрировали «свой национальный» патриотизм. В ответ, как правило, встречали адекватное уважительное отношение к себе.

В первую ночь в гостинице «Олимпия» долго не могли уснуть. За окном стемнело, шел дождь, ветер раскачивал на улице светильник, отчего его тусклый свет время от времени вспыхивал на мокром стекле, бросая отблески в глубину комнаты. Мысли уходили то в прошлое, то возвращались к недавнему настоящему. Вспоминались расставания со здешними друзьями, думалось о предстоящих встречах в Москве.

СЕП

Чем ближе подходило время возвращения на Родину, тем чаще я вспоминал свой дом и своих близких. Вот и сейчас, в эту бессонную ночь, я предался воспоминаниям о своей последней побывке в Москве. Центр тогда предоставил мне возможность съездить на несколько дней домой к отцу, которого я не видел более пяти лет. За эти годы от него окольными путями доходили скупые вести: жив, очень скучает и просит скорее возвращаться, а то не ровен час уйдет из жизни, не повидавшись с сыном… В своих редких письмах сестра Оля делилась трудностями воспитания дочери Люды, студентки медицинского института, писала, что скучают и ждут моего скорого возвращения.

В тот раз отца застал со смешанным чувством радости и тревоги. Он заметно осунулся, волосы поредели, стал шаркать ногами, глаза заметно потускнели, утратив прежний блеск, едва виднелись из-за густых светлых бровей. В его взгляде читался извечный вопрос: «Как, сынок, насовсем или опять туда?..» О моей работе он не спрашивал, видимо, понимал важность дела, лишь сокрушенно заметил: «У тебя дело государственное, важное, не моего ума…»

Мы долга вспоминали пережитое за эти годы. Говорили о прошлом, которое в человеческой памяти всегда лучше и радостнее, чем оно было когда-то в действительности. На следующий день посетили могилу мамы, скоропостижно ушедшей из жизни несколько лет тому назад. Там, стоя у ее могилы, я попросил прощения, что не смог выполнить сыновний долг и проводить ее в последний путь. В памяти возникли далекие годы детства и образ мамы, простой русской неграмотной крестьянки с доброй душой и отзывчивым сердцем. Уезжая, я обещал отцу скоро вернуться, просил не беспокоиться и беречь себя. Расставание было тягостным и грустным. Отец крепился, но, когда мы обнялись, я почувствовал, что у него задрожали плечи. Сестра время от времени прикладывала платок к глазам. Я утешал их, как мог, хотя и мне было тяжело. Мелькнула мысль: «Хотя бы продержался еще несколько лет до моего возвращения». Но судьба распорядилась иначе.