Я отвечаю с чувством, так, что аж ладонь потом печёт. Вот вроде бы и ребячество это, а настроение становится во сто крат веселей, словно бы наше маленькое общество и не переживает сейчас серьёзное потрясение. Легко с ним, приятно так, комфортно. Ну, с Ленноном, я имею в виду.
– Так, – внезапно меняет он тон, обращаясь на этот раз уже к нам обеим – ко мне и к Рыжей. – Первую половину дня выделяю вам на питание. Во вторую коллективно строим хижину для неё, – кивает в сторону своей всё ещё занятой палатки.
– А потом? – спрашивает хитрая Рыжая.
– Потом тебе.
– А мне? – уточняю. – Когда? Позже всех?
Леннон вначале подозрительно на меня смотрит, потом заявляет:
– А тебе зачем? Ты же со мной живёшь.
– Размечтался! Я тоже хочу отдельную квартиру.
Он только щурится в ответ, пока Рыжая хихикает.
– Тебе тоже построим, не переживай. Давай вначале с Бегемотом разберёмся.
– Я не бегемот! – обиженно доносится из палатки.
Инвалидка, хоть и заспанная, но уже выглядывает через дверь.
– Я Дана!
Лишнего веса в Дане, надо сказать, ещё килограммов сто, невзирая на голодную прошлую неделю. Видать, её все подкармливали по очереди, а это уже вселяет некую надежду на целостность нашего общества, о которой так переживал Главный.
Обедаем мы опять моллюсками, и они уже, признаться, надоели похуже орехов.
– Зато быстро, сытно и всем хватает, – ищет плюсы Рыжая.
– Потерпите до вечера. Вечером запечём вам рыбу, – обещает Леннон.
– Где ты её возьмёшь, балабол? – хохочет Рыжая, она вечно подтрунивает над ним.
– Как это где? У народа. Старший им повелел всем в обязательном порядке сдать налог на инвалидность.
– Налог на что? – выпучиваю я глаза.
Они что? Уже и налоги придумали социальные, пока я там болела? Ну, типа, все сдают еду на благо Инвалидки, то есть Даны, и Цыпе на гипоаллергийный обед?
– На инвалидность, – повторяет Леннон. – Суть налогообложения очень простая: кто не платит, становится инвалидом. И так как мы сегодня на социальных работах, выплаты положены нам!
Ну вот, думаю. Самого его нет, а всё равно умудряется всеми командовать даже в своё отсутствие.
И мы строим для Даны хижину в три пары рук. Хотя нет, в четыре: Леннон и ей находит работу – нанизывать широкие плотные листья на тонкие прутики для будущей крыши. Это очень кропотливое и долгое занятие, как раз для неё.
Мы с Рыжей по заданию заместителя главнокомандующего заострёнными кольями выбиваем пять отверстий в земле. Просто упираем колышек в почву и долбим по нему увесистым камнем, затем вынимаем и делаем в ней углубление. Леннон, тем временем, заготавливает пять держателей для будущей хижины – тоненькие стволы молодых деревьев.
Ещё когда он затачивал для нас с Рыжей колья, я заметила у него тот самый нож, который торчал накануне из рюкзака Альфы.
– Он мне говорил, что выменял этот нож у тебя.
– Так и есть.
– Тогда почему он снова у тебя?
Я просто не могу набраться смелости и произнести вслух: «Как он будет делать то, зачем ушёл, без ножа?».
И Леннон это понимает:
– Не переживай, он там разберётся тысячами других способов. Мачете здесь нужнее – да хотя бы хижину как построить без него?
– Третий день его нет, – напоминаю.
– Так и должно быть. Они далеко уйдут, а ему потом ещё возвращаться.
– Ему?
– Альфе, – согласно кивает Леннон. – Альфе. А ты почему не зовёшь его по имени?
– Потому что это не его имя?
– У всех нас тут не наши имена, Эл.
– Почему это? У меня моё! Но вы упорно называете меня Рыжей, хотя я даже не рыжая, а Рэйчел с медными волосами!
Леннон бросает на неё такой долгий взгляд, будто давно ждал, и вот, наконец, увидел. А она откровенно млеет от такого внимания, это очень заметно.
Хижину, само собой, нам не удаётся закончить за один день. Уходит и весь следующий, и на этот раз мы работаем с утра и до позднего вечера, а народ снова платит налоги. Зато на выходе хижина Даны – самая крутая хижина в деревне. В ней смело могли бы жить два человека, правда, кровать пока сделали только одну – для Даны.
Одновременно с нами закончил свой домик и Умник, у него, помимо стен и крыши, есть так же и печка с решёткой. Он смастерил её из глины, а глину добыл у ручья. Теперь горшки, которые я леплю, можно обжигать в этой печи, а в них носить воду, греть её, мыться, варить рыбный бульон.
Умник, всё с теми же двумя лоскутами поношенной чёрной плёнки придумал добывать морскую соль. Поэтому бульон у нас получается вкусным.
Первую ночь Дана спит, как королева, в своём новом просторном жилище. Но под утро второй с грохотом обрушивается её кровать. Мастерили мы её все хором: Леннон рубил молодые деревца для опор и настила, девочки искали длинные нити лесного плюща и связывали всё воедино. Но бывшие деревца, видавшие и ветра, и смену времён года, не выдержали габаритов Даны – разломились.
Леннон, заспанный и злой, хмуро почёсывая свои трубочки-кудряшки, ставит её в известность: