Между тем обстановка на дальневосточных рубежах страны к лету 1938 года накалилась до предела. Еще за два года до этого отряды японцев дважды переходили границу: первый раз в районе пади Мещеряковая, второй — в районе погранзнака № 8. Они проникали на советскую территорию до полутора километров в глубину. В последнем бою с японцами погиб один из ближайших моих друзей, командир взвода нашего полка лейтенант Краскин… Мы вышвырнули врага с советской земли, но понимали, что на этом он не успокоится.
В 1938 году участились случаи засылки на нашу территорию шпионов и диверсантов. Нарушения границы приняли массовый характер. Японские полевые войска подтягивались к Приморью. По всему чувствовалось — японцы готовятся к нападению.
118-й стрелковый полк, как и другие полки дивизии, был приведен в боевую готовность…
НА ХАСАНЕ
В мае 1938 года меня избрали секретарем партийной организации полка. Это большая честь, конечно, но работы на меня сразу навалилось столько, что поначалу даже немного растерялся. Ведь опыта партийной работы у меня, что называется, кот наплакал. Свободного времени совсем не оставалось. Посмотришь, другие командиры, закончив рабочий день, давно уж в семейном кругу отдыхают, а ты еще в штабе сидишь или в клубе. Либо планы работы составляешь, либо собеседование проводишь, либо политинформацию, либо хлопочешь о выпуске боевого листка…
В субботу 23 июля я пришел домой поздно, в двенадцатом часу ночи, — задержался в штабе. Заснул, едва голова коснулась подушки. Утром вставать не торопился — воскресенье, ничего важного на этот день не намечалось. В самый раз бы отоспаться за всю суматошную неделю.
Поднялся около девяти, решил позавтракать, а потом еще часика два соснуть. Но благодушным планам моим не суждено было осуществиться. На крыльце послышались торопливые шаги, раздался стук в дверь и на пороге появился рассыльный.
— Товарищ лейтенант, вас вызывает в штаб командир полка.
Я оставил недопитым стакан чаю, на ходу дожевал бутерброд и помчался по вызову. По дороге гадал: «Зачем я понадобился в штабе в воскресенье?» Но на душе уже было тревожно: «Видимо, что-то случилось на границе».
В кабинете командира полка майора Соленова находились комиссар старший лейтенант П. И. Бондаренко и заместитель начальника штаба капитан Г. Н. Низовский. Я доложил о прибытии.
— Садитесь, Иван Никонович, — спокойно, даже несколько флегматично сказал Соленов. — Хочу ознакомить вас с обстановкой.
Я сел на стул и, не утерпев, спросил:
— Японцы?
Чуть щуря темно-карие глаза, комиссар метнул на меня острый взгляд:
— Угадал…
Мое воскресное благодушное настроение как рукой сняло. Вот оно — начало…
— Обстановка такая, — все тем же ровным, спокойным голосом продолжал командир полка, — в районе озера Хасан японцы сосредоточили большие силы. Это неспроста. Возможны всякого рода провокации. Командир дивизии приказал мне выделить усиленный батальон и к утру двадцать пятого июля сосредоточить его вблизи границы. Хотелось бы, Иван Никонович, знать твое мнение, как секретаря парторганизации: какой батальон целесообразнее всего направить для выполнения этой боевой задачи? Дело ответственное… да и почетное. А вы к тому же из всех нас, — Соленов взглянул на комиссара Бондаренко и капитана Низовского, — самый старый служака в полку. Вам, как говорится, и карты в руки.
Отличительной чертой Павла Григорьевича Соленова было глубокое уважение к подчиненным, умение использовать их опыт и знания. Сам он, участник гражданской войны, обладал большим военным и жизненным опытом, и это вызывало к нему большие симпатии.
Я прослужил в полку восемь с лишним лет, вырос от рядового до командира роты, поэтому хорошо знал его личный состав. «Какие условия необходимы, чтобы батальон сумел выполнить ответственную боевую задачу — не пропустить японских захватчиков на советскую землю? — лихорадочно думал я. — Отличная боевая выучка личного состава — раз. Наличие близкого к штатному расписанию количества командиров в батальоне — два (практически такое случалось редко). И третье — боевые качества самого командира батальона. Он должен отлично знать военное дело, быть стойким, мужественным человеком. Ну конечно, всем этим условиям отвечает 3-й батальон и его командир старший лейтенант Разодеев».
Все эти соображения я изложил командиру полка.
Павел Григорьевич подумал, переглянулся с комиссаром (тот согласно кивнул головой) и сказал:
— Твое мнение, Иван Никонович, совпадает с нашим.
Он снял телефонную трубку и приказал поднять по тревоге 3-й батальон. Положив трубку, все тем же спокойным, будничным голосом проговорил:
— Мы вот с комиссаром решили направить тебя с третьим батальоном для помощи Разодееву в организации партийно-политической работы.
Я встал по стойке «смирно»:
— Есть, отправиться с третьим батальоном, товарищ майор!
— Через час я собираю руководящий состав, буду ставить задачу, тебе надо присутствовать. А пока можешь быть свободным.