Более того, в это время Паасикиви просили проинформировать о ходе выполнения Финляндией Московского мирного договора, в частности, относительно строительства железной дороги, которая должна была проходить по северной Финляндии и соединить территорию Советского Союза с Ботническим заливом.[803] Эта железная дорога имела военно-стратегическое значение, поскольку в случае возникновения там боевых действий позволяла быстро перебросить советские войска на запад и отрезать северную часть Финляндии от основной территории страны. Это было очевидно, и Паасикиви в своих мемуарах утверждал, что в Финляндии вообще существовало «всеобщее мнение», что такая дорога, несомненно, «имела цель подготовки нового наступления против Финляндии».[804]
Давая руководству Финляндии почувствовать, что Советский Союз не собирается безразлично взирать на расширяющиеся германо-финские контакты на этой территории, Москва стала явно демонстрировать свой возросший интерес к финской Лапландии. Обострение же в целом отношений между СССР и Финляндией привело к тому, что вечером 23 января 1941 г. К. Г. Маннергейм поставил вопрос о проведении в стране мобилизации.[805]
Вот как описывает эти события в своем дневнике Р. Рюти: «23 января 1941 г. очень поздно вечером главнокомандующий попросил встречи со мной и премьер-министром по важному делу. Мы прибыли к нему домой, где уже находились генералы Вальден и Хейнрикс».[806] Таким образом, Маннергейм собрал все высшее военное и политическое руководство страны. Вопрос, который обсуждали на квартире маршала, касался исключительно «советской военной угрозы» для Финляндии и был вызван якобы концентрацией войск Ленинградского военного округа на финской границе.[807] Маннергейм призвал к ответным действиям и предложил, «уже сейчас провести мобилизацию численностью до двух дивизий». Однако это предложение не получило поддержки. Президент не был уверен в том, «что наблюдавшиеся перемещения означали подготовку к нападению». Факт же осуществления военных мероприятий в финский армии, по словам Рюти, мог лишь вызвать обеспокоенность в стране и «раздражение у русских».[808] Тем не менее само требование о проведении мобилизации было весьма показательно. Иными словами, решительные действия советского руководства сразу же вызвали весьма жесткую ответную реакцию финской стороны.
В результате в очередной раз советское правительство смогло убедиться в том, что меры дипломатического характера реально не позволяли изменить политику Хельсинки. Финское руководство целенаправленно устремилось к активной подготовке страны к новой войне против СССР. Москва же лишь продолжала фиксировать происходящие изменения, но не имела возможности каким-либо образом эффективно помешать развивающемуся процессу.
Что же касалось Финляндии, то избрание президентом страны Р. Рюти еще более упростило дальнейший путь развития германо-финляндского военного сотрудничества, поскольку именно он стоял у истоков этого процесса. Имея соответствующие конституционные права президент мог для подготовки вступления Финляндии в войну на стороне Германии без лишних формальностей передать все полномочия в руки военных и теперь уже не колебался. 28 января Рюти практически открыто говорил о направленности в развитии событий: «Есть основание верить, что отношения между Советским Союзом и Германией вовсе не являются хорошими и что агрессия Германии на восток и юг для разгрома России возможна в начале лета».[809]
VI. НА ПОРОГЕ ВОЙНЫ
БЕЗ ИЛЛЮЗИЙ
В наступившем 1941 г. события уже стали развиваться стремительно. Началась целая серия встреч представителей высшего немецкого и финского военного руководства, в ходе которых рассматривались вопросы совместных действий в процессе планировавшейся агрессии против Советского Союза.
По распоряжению Маннергейма в Германию выехал начальник генштаба генерал-лейтенант Эрик Хейнрикс, командовавший до этого на заключительном этапе «зимней войны» армией Карельского перешейка. Поводом для этого визита стало выступление с докладом перед германским военным руководством о боевом опыте финской армии в «зимней войне»,[810] однако на самом деле речь шла о более значимых вещах.
В сложных ледовых условиях на Балтике Э. Хейнрикс тайно на корабле 30 января прибыл в Германию и сразу же приступил к переговорам с начальником генштаба сухопутных войск генерал-полковником Ф. Гальдером. Переговоры, безусловно, должны были многое определить как для финского, так и для немецкого руководства, однако, как отметил финский историк А. Корхонен, «этот первый контакт между начальниками генеральных штабов Германии и Финляндии дал довольно скудные результаты».[811]
Соответствует ли действительности такое утверждение и что конкретно происходило 30 января на этих переговорах? Об этом можно судить по лаконичным записям служебного дневника Гальдера:
«13.00 — завтрак с генералом Хейнриксом (начальник финского генштаба).