Вуаль из солнечных лучей

– В этом месте мне, очевидно, следует покраснеть и сказать: «Ну что вы, сэр» – или что-то подобное, – отозвалась Амалия, высвобождая свою узкую ручку из его цепких пальцев. – Дорогой капитан, мне не двадцать лет и даже не тридцать, и, уж конечно, ко мне много кто был… как вы выражаетесь, неравнодушен.

Однако если она рассчитывала смутить Уортингтона своим ответом, стоит заметить, что ее ожидания не оправдались.

– Осмелюсь спросить, миледи: а к кому неравнодушны вы? – храбро спросил капитан, нет-нет да косясь на длинные прогулочные перчатки, которые лежали на столике в углу комнаты и до которых Амалия не сумела бы сразу дотянуться.

– Не дерзите, капитан. – Баронесса Корф укоризненно покачала головой. – Перчатки далеко, но тяжелая ваза как раз поблизости.

Уортингтон поглядел на расписную фарфоровую вазу, в которой стояли подаренные им вчера розы, и приосанился.

– Осмелюсь доложить, меня били предметами и потяжелее, – объявил он, блестя шальными светлыми глазами и улыбаясь, как Чеширский кот. – Что ваза, ваза – пустяк!

Тут Амалия поняла, что в словесном поединке ей сегодня капитана не победить, и перевела разговор на предстоящую прогулку.

…Без четверти три длинный черный открытый автомобиль, которым управлял Тревор Уортингтон, подкатил к дверям особняка Орловых. Несмотря на протесты Амалии, Джереми Скотт взял костыли, вышел из машины и открыл перед ней дверцу.

– Значит, вы действительно пошли на поправку! – вырвалось у Амалии, пораженной до глубины души. – А я думала…

Спохватившись, она рассыпалась в извинениях, после чего повернулась к Уортингтону:

– Вы сегодня за шофера, капитан?

– Как видите, миледи. Чем меньше посторонних, тем проще общаться, не правда ли?

Он метнул свирепый взгляд на агентов, которые из своего экипажа наблюдали за тем, как Амалия устраивается на сиденье машины.

– Между прочим, двоих из них я уже знаю, – громогласно объявил Уортингтон, кивая в их сторону. – О толстяка с усами я сломал свою трость, и фингал под глазом коротышки – тоже моя работа.

– Капитан, давайте уже поедем, – предложил Джереми Скотт, улыбаясь Амалии. – Посмотрим, сумеем ли мы обогнать этих бездельников.

И машина покатила по улице Риволи по направлению к улице Сент-Антуан. На площади Бастилии капитан свернул не туда, и путешественники оказались возле Венсенского вокзала, но затем Уортингтон вырулил на проспект Ледрю-Роллена, и вскоре они миновали Аустерлицкий мост.

– Кажется, это о нем рассказывает мсье Шатобриан [11] в своих мемуарах, – заметил Джереми Скотт, поглядывая на Амалию. – Когда ваш император Александр со своей армией оказался в Париже, его спросили, стоит ли переименовать мост, названный в честь одной из самых знаменитых побед Наполеона. На что Александр ответил: «Не надо, достаточно того, что я прошел по этому мосту со своей армией».

Амалия только улыбнулась. По правде говоря, ее беспокоило то, что машина, которая вроде бы должна была обгонять любой экипаж, тащилась еле-еле, и французские агенты неотступно следовали за ней в своей карете.

– Не очень-то быстро мы едем, – не удержавшись, заметила баронесса Корф.

– Не беспокойтесь, миледи, – ответил Джереми. – Всему свое время.

Они свернули на набережную Святого Бернара и вдоль Сены двинулись обратно в центр. Тут Уортингтону пришлось ехать еще медленнее, потому что омнибус маршрута «Т» только что двинулся в путь с конечной остановки и расположился так, что обогнать его было весьма непросто.

– Я хотел увидеть вас, чтобы выразить свою благодарность, – сказал Джереми. – Ведь это благодаря вам я сумел подняться на ноги. – Амалия взглянула на него с удивлением. – Сейчас я могу признаться, что чувствовал себя ужасно. Я хотел – да, я даже подумывал о том, чтобы умереть. Но потом появились вы и сказали, что никогда не стоит отчаиваться. Вы говорили с таким убеждением, что мне захотелось поверить в себя…

Он продолжал изливать душу своим негромким, хорошо поставленным голосом, а Амалия слушала его – и не могла опомниться от изумления. Она уже забыла почти все, что говорила ему, точнее, все, что не касалось исчезновения Ломова. Более того – она готова была поклясться, что не сказала Джереми Скотту ничего примечательного. Однако ее слова оказали на молодого человека такое действие, что он сумел подняться на ноги и снова начал ходить.

«Либо его травмы были менее опасны, чем думали доктора, либо… либо не знаю что. Впрочем, все это может быть и ловушкой, чтобы втереться ко мне в доверие. Посмотрим, что он захочет мне рассказать».

Едва обогнав один омнибус, Уортингтон на набережной Монтебелло едва не врезался в другой, но вовремя затормозил. Машину тряхнуло. Одни пассажиры омнибуса свесились с крыши, другие высунулись наружу из окон и громко высказали все, что они думают о чертовых пижонах, которые ездят на треклятых железках вместо того, чтобы, как все порядочные люди, пользоваться гужевым транспортом.