Для лингвистики это кое-что дает, но дает маловато, потому что все такого рода категории зафиксированы и формулированы еще с античных времен и являются традиционным достоянием школьной грамматики. Точно так же нет ничего мудреного и в непарадигматической категории, хотя термин этот мудреный и разъясняется он темновато. Это просто та грамматическая категория, которая обнимает не несколько окрестностей, а только одну, т.е. одну парадигму. Таковы приводимые здесь в пример категории множественного числа или дательного падежа. Или если взять последнюю приведенную нами цитату из разбираемой книги, то изложена она так, что для лингвистики она и непонятна и не нужна. А между тем заумным языком выражена здесь та простая мысль, что, если мы имеем два падежа, то любое слово в одном таком падеже одновременно уже не стоит в другом таком падеже. Ведь родительный падеж и дательный падеж входят в одну парадигму склонения, и потому такая парадигма склонения является парадигматической категорией. Но взятые сами по себе и в полной взаимной изоляции, они уже непарадигматичны, потому что слово, стоящее в одном из этих падежей, одновременно не стоит в другом таком падеже. Единственное число (окрестность, парадигма), имея несколько падежей (семейств) по этому самому является категорией непарадигматической; а входящие в него падежи, как не имеющие никаких подчиненных себе семейств, являются категориями непарадигматическими. Другими словами, речь тут идет, как сказано, просто о том, можно ли комбинировать семейства или окрестности слов в одну категорию или нельзя. В одних случаях это можно, а в других нельзя. Однако, с точки зрения школьной грамматики, все это вещи такие, которые сами собой разумеются.
Заумность выражений и нагромождение ненужных математических знаков приводит автора книги к тому, что он не может или не хочет выразить в понятной форме самых обыкновенных категорий традиционного языкознания. Так, например, что такое семейство слов? Если мы возьмем слова «
Правда, кое-что новое в этих понятиях семейства и окрестности все-таки есть, хотя автор книги говорит об этом чересчур скупо и темно. Так, семейство слов является для него не просто множеством словоизмененных форм какого-нибудь слова с точки зрения какой-нибудь категории. Он настаивает на том, что словоизменение в данном случае не есть просто совокупность морфологических изменений. Семейство слов может возникать и без морфологии, а на основе только лексики или синтаксиса, причем, что такое синтаксическая связь, в данном месте, конечно, тоже не разъясняется (стр. 67). Другими словами семейство слов является для него не просто совокупностью морфологических изменений какого-нибудь слова, но есть некоторого рода смысловая общность слов, относящихся к той или иной категории. Такое обобщение, конечно, имеет известную ценность, хотя и без разбираемой книги таких смысловых обобщений вне морфологических показателей можно найти в архаических языках сколько угодно. Но относительно окрестности слова указаний на такого рода смысловую общность в книге уже не имеется. Иначе говоря, категории семейства и окрестности, как и их разнообразные переплетения, отнюдь не бесполезны для языкознания, хотя та форма, в которой они излагаются у автора книги, совсем не обязательна, а часто даже страдает темнотой. Самое же главное, все эти математические и полуматематические определения уже предполагают знание традиционной грамматики и без нее остаются чуждыми языкознанию. Другими словами, они построены на указанном у нас выше petitio principii.
3. Некоторые важные детали учения о грамматических категориях