Выбор

Большинство клиник оказались светлыми и полными воздуха, ими заправляли пожилые дамы и женщины в деловых костюмах, которые прилагали огромные усилия к тому, чтобы заведение отличалось стерильной чистотой, а персонал проявлял заботу, уважение и высокий профессионализм. Если Тревис, осматривая клинику, раздумывал о том, понравится ли здесь Габи и не окажется ли она самой молодой пациенткой, Стефани задавала разумные вопросы. Она требовала послужные списки медсестер, выясняла, быстро ли рассматриваются жалобы, а бродя по коридорам, всячески давала понять, что в курсе всех постановлений и законов. Она предлагала гипотетические ситуации (из разряда вероятных) и спрашивала, какие действия в таком случае предпримут персонал и дирекция. Допытывалась, сколько раз в день Габи будут переворачивать, чтобы избежать пролежней. Иногда Тревису казалось, что его сестра — прокурор, пытающийся уличить преступника. Хотя Стефани и довела нескольких директоров до белого каления, брат был благодарен ей за бдительность. В своем нынешнем состоянии он с трудом сознавал происходящее, но каким-то образом догадывался, что Стефани ведет себя правильно.

В конце концов Габи перевезли в клинику, которой управлял некий Элиот Гаррис — всего лишь в паре кварталов от больницы. Гаррис впечатлил не только Тревиса, но и Стефани — именно она подписывала большинство бумаг в его кабинете. Сестра намекнула, что у нее есть связи в правительстве штата, и в результате Габи получила отдельную палату с видом на внутренний дворик. Когда Тревис навещал жену, то подкатывал кровать к окну и приподнимал изголовье. Он воображал, что она наслаждается солнечным светом и звуками со двора — там пациентов навещали друзья и родственники. Однажды Габи сама сказала ему об этом, когда Тревис разминал ей ноги. Еще она сказала, что все понимает и очень рада выбору мужа. Точнее, Тревис полагал, что она рада.

Перевезя Габи в клинику и проведя большую часть недели с ней, пока оба не привыкли к новому окружению, Тревис вернулся на работу. Он принял предложение Стефани и начал работать в утреннюю смену, четыре дня в неделю. Потом его сменял отец. Тревис и сам не догадывался, как сильно ему недостает общения. Сидя за ленчем с отцом, он обнаружил, что способен доесть свою порцию почти полностью. Разумеется, выход на работу означал, что ему придется пересмотреть расписание визитов к Габи. Отправив девочек в школу, Тревис ехал к жене и проводил у нее час — и еще один после работы, прежде чем дочери возвращались домой. По пятницам он сидел с женой почти весь день и еще на несколько часов выбирался по выходным. Это зависело от того, какие планы были у Кристины и Элайзы. Так пожелала Габи. Иногда девочки навещали маму вместе с отцом, но чаще всего — нет, или же у них просто не было времени из-за школьного матча или очередной вечеринки. Когда над ним перестала маячить необходимость выбора, умереть Габи или жить, равнодушие дочерей перестало раздражать Тревиса. Девочки делали все возможное, чтобы душевно исцелиться и жить дальше. Он уже понял, что люди справляются с горем по-разному. Понемногу Кристина и Элайза приспособились.

Однажды вечером, спустя два месяца после того, как Габи переехала в клинику, на окне вновь появился голубь.

Поначалу Тревис не поверил собственным глазам. Честно говоря, он сомневался, что это тот же самый голубь. Кто знает? Черно-белые, с блестящими глазами, по большей части такие надоедливые, они все похожи. Но, глядя на него, Тревис понял, что это его давний приятель. Иначе и быть не могло. Голубь расхаживал туда-сюда и не испугался, когда Тревис подошел к окну. Воркование показалось таким… знакомым. Все сказали бы, что Тревис спятил, и отчасти он догадывался, что и впрямь сходит с ума, но…

Голубь был тот же самый.

Тревис удивленно наблюдал за ним, а на следующий день принес хлеба и накрошил на подоконник. Он то и дело поглядывал в окно, ожидая появления голубя, но тщетно. Следующие несколько дней отсутствие птицы угнетало Тревиса. Иногда он утешал себя мыслью, что голубь прилетел их навестить и удостовериться, что Тревис по-прежнему рядом с Габи. Или напомнить, что надежда умирает последней. Или сказать, что он сделал правильный выбор.

Сидя на крыльце и думая обо всем этом, Тревис удивлялся, что может смотреть на своих счастливых дочерей и разделять радость. Он успел забыть само ощущение благополучия. Ощущение, что в мире все хорошо. Может быть, появление голубя знаменовало перемены в их жизни? Задумываться о знаках и приметах свойственно человеку, и Тревис понимал, что будет всем рассказывать эту историю до тех пор, пока жив.