Выстрел Собянской княжны

Она откинулась, горделиво изогнула шею, подняла голову, повелительно раздувая крупные, красивые, чрезвычайно чувственные ноздри, сверкая глазами, точно бриллиантами, даже в темноте.

— Мне все равно! — ответил Костя, снова жадно припадая к ней сухими, растертыми в кровь губами.

— А раз сказавшись тебе княжной, как же могла я оборотить все дело?! Я же потерять тебя боялась! Как я боялась потерять тебя, милый!.. Ведь узнай ты, что я не княжна, а женщина из низкого сословия — ведь отворотился бы от меня презрением! Бежал бы! Что — неужто бы не бежал? Неужто и впрямь тебе неважно, кто я?! А тогда отчего ж тебе не принять меня за княжну?! Ведь тебе это все равно?!

— Мне все равно, кто ты… — шептал молодой Кричевский, точно в бреду. — Я живу тобой… дышу одной тобой… ты снишься мне каждую ночь… я жить без тебя не могу! Будь княжной, коли тебе хочется, мне до того нет никакого дела! Кто я такой, чтобы осуждать тебя… я сам грешен и гадок…

— Ну, вот видишь? — смеялась Сашенька, чувственно касаясь его припухшими губами. — Все и разрешилось! И какое нам дело до других?! Другие пусть себе думают, как им нравится, а мы будем думать, как нам нравится… свои правила устанавливать будем! Это же все только пустые слова… только смешные правила, другими людьми для нас установленные!

— Наплевать на других! — твердил Кричевский, зажмурясь, жадно вдыхая запах ее нежной кожи, истово веруя своим словам. — Мы сами все можем, вдвоем мы все можем!

— Ты верь, верь мне! — ласкалась она к нему страстно, льня и прижимаясь всем телом. — Я знаю, что говорю! Я жизнь знаю: я ее всякой повидала! Вера моя меня спасла! Если б не вера и не мечты мои об лучшем, я бы, может, лежала бы уже давно с камнем на шее в Неве… Или в Волге… Или еще где! Что твой пристав! Он не знает жизни. Надо жизнь не принимать, а делать такой, какую твоя душа взыскует, какая видится тебе! Разве я достойна такой жизни, какой живу?!

— Ты достойна самой прекрасной жизни! — рвался к ней сквозь преграды платья Кричевский. — Ты достойна восхищения и обожания! Никто не смеет осуждать тебя!

— Ну, вот видишь! Я тоже так считаю! Почему же они должны меня числить по каким-то там своим записям и отводить мне место убогое, грязное, несчастное, коли я достойна лучшего! Где тут закон и справедливость?! Я и в купель крещенскую вошла, как княжна Омар-бек… не было никакой Шурки Рыбаковской и в помине… Если уж назвалась я магометанкой, надобно мне было идти до конца! Всегда надобно идти до конца! Что же мне надобно было — все разрушить?! За что меня осуждать?!

— Не за что… не за что… не за что… — как безумный, шептал Костя в темноте, почти овладевая ею.

— Сюда, сюда целуй!.. Еще! Еще!… И ведь это ты предложил мне креститься! Твоя ведь затея, граф! Стало быть, тебя и осуждать нужно! Согласен?!

— Согласен… Я на все согласен, лишь бы тебе хорошо было… Хорошо тебе сейчас?

— Да! Да! Еще! Нет, погоди, не спеши так, давай еще поговорим… Я здесь сижу уже неделю одна, как перст, мне поговорить охота! Знаешь, как смешно мне было, когда ты меня к крещению склонял! Смешно и страшно! Я ведь не хотела сама, это ты меня уговорил…

— Скажи, а Лейхфельд знал, кто ты на самом деле?

— Знал, знал… Он все знал про меня. Он не любил моих игр. Не нравилось ему, когда я называла себя княжной. А я ему назло называла! Я не убивала его нарочно, клянусь… Тебе-то мне врать незачем! Веришь ты в то, что это был случайный выстрел?

— Верю, верю… Я во всем тебе верю…

— Это правильно… Ты верь… Видишь, я кругом оправдалась перед тобой. Я ни в чем не виновата. За что же им судить меня? По какому праву?!

— Не за что!

— Я ведь бескорыстная, мне ничего от тебя не нужно, только хочу, чтобы меня любили такой, какая я есть, а не придумывали, какою я должна быть!

— Я не буду… Не стану придумывать… Ты самая прекрасная, самая удивительная, ты настоящая волшебница…

— Была бы я волшебница — не сидела бы под замком! Оборотилась бы птицею и улетела бы!..

— Ты и улетишь! Я тебе побег устрою! Завтра же!

— Как же ты это сделаешь, милый мой мальчик?

— Сделаю! Еще не знаю, как, но сделаю непременно!

— Они тебя посадят под замок, в клетку, как меня!

— Наплевать! Не посадят!

— Я не хочу твоей погибели… Я ведь не роковая женщина… Никуда я отсюда не побегу без тебя…

— А со мною — побежишь?!

— С тобою побегу хоть на край света! Я люблю тебя, я, кажется, впервые по-настоящему люблю…

— Правда, любишь?

— Правда, правда…

— Тогда докажи!

— Ах ты, каков хитрец! Чего запросил, бесстыдник! Нет уж, сударь, больно здесь место неподходящее… Я, конечно, обожаю безумства, но не в такой степени, как вы!

— Я люблю тебя! — бросился он снова к ней в объятия, задохнулся в ее поцелуях.

Далеко, за стенами, на улице, а затем и во дворе послышался шум, крики, приближающиеся звуки пьяной гульбы и драки.