Взгляд Медузы

Сильви Жермен

Линде и Анри де Мейриньяк

Взгляд Медузы (роман)

Поняв, что умереть и смолкнуть суждено, как всякой твари, на земле живущей, вы вдруг среди зимы явились яблоней цветущей.

Жюль Сюпервьель

Детство

И будет в тот день, говорит Господь Бог: произведу закат солнца в полдень и омрачу землю среди светлого дня…

Амос, 8, 9–10

Первая пастель

Ночь, небывалая, внезапная ночь нежданно настала посреди дня. Луна, что еще мгновенье до того оставалась незримой, вырвалась на небо — черная, стремительная, безмерно могучая. Луна порвала ночные швартовы и устремилась против течения широких токов пурпурных облаков и мертвенной синевы, обыкновенно обрамляющих ворота, сквозь которые она выплывает. Она сломила ход времени, порушив порядок и установления. Луна чернильною цвета — цвета войны и безумия — идет на штурм солнца.

Луна наползает на солнце, и корона его плавится. Солнце щетинится длинными раскаленными перьями, выбрасывает — белый спрут — по окружности лунного щита извивающиеся щупальца. Безмерная тень опускается на землю и расползается по ней. И кажется, будто все — земля, стены, крыши — трепещет, будто по ним разбегается рябь, серый озноб вод.

Внезапно спускается холод и охватывает живых тварей, деревья и камни. Птицы смолкли, они сидят на ветвях, и сердца их лихорадочно бьются. И ни одна не взлетит, потому что невозможно взлететь в это темное, пустынное небо, ни одна не запоет, ибо нет такой песни, чтобы прозвучала в этом безмолвии. Во дворах и в домах скулят собаки, прижавшись к земле. Они недвижно напряжены, бока у них запавшие. Собаки пронзительно, жалобно воют, словно чуют в воздухе запах волка. Запах огромного небесного пепельно-серого волка. Маленьким детям тоже страшно, некоторые даже плачут. Небесный волк пожирает свет.

А небо все равно прекрасно. Луна поглотила тело солнца. На краткий миг два светила слились в объятии — объятии мрака и пламени. Безжизненное, пепельное тело одного накрыло живое, жаркое тело другого. Свет клубится вокруг полутени, окружает серебристо-розовым ореолом планету растрескавшихся скал с пятнами мертвых морей, покрытую глянцем пыли. И по всему небосводу загораются звезды.

Звезды мерцают — мириады прадревних глаз вперили в сплетающуюся в объятии пару, в борющуюся, слившуюся, плавящуюся пару холодные взгляды цвета старого золота.

Это не день, но и не ночь. Это какая-то иная пора, зыбкая точка соприкосновения минут и вечности, восторга и ужаса. Явление обнаженного сердца мира — темного сердца во славе.

И в душах людей внезапно родится неуверенность относительно их судьбы в вихре времени, в плоти вселенной — ах, если бы знать, будет ли смерть их подобна этой картине, что воссияла в высях над головами у них! Неужто возможно, чтобы тело, навеки угасшее, обрамилось кругом чистейшего света, выпустило цветоносные стрелки перламутрового огня, затрепетало снова сиянием вершинного мига любви,? Возможно ли впрямь, чтобы тело вырвалось так из смерти и запылало от страсти? Если бы знать! И оттого-то в поднятых к небу глазах людей сладостное таится смятение.

Однако смотрят они с осторожностью. Люди, они боязливы. Их сжигает желание знать, но еще больше страшит. Все наблюдающие затмение глядят на небо сквозь закопченные стекла. Когда красота являет себя столь резко, человеческие глаза не выдерживают.

В школьном дворе собраны все ученики. Они тянут шеи, чтобы лучше рассмотреть эту небесную фантазию, которую, быть может, никогда в жизни им не представится увидеть снова. Они щурят глаза, под прикрытием защитных зачерненных стеклышек. Кучками стоят они на погрузившемся во мрак школьном дворе. Впечатление, будто тут сел рой насекомых с огромными глазами цвета обсидиана — беспокойных насекомых, озирающих замкнутое небо, прежде чем продолжить свой трепещущий полет. Дети затаили дыхание. Свершается чудо с такими знакомыми звездами. Ночь опустилась среди светлого дня, луна украла свет у солнца. Они глядят, глядят, и им хочется, чтобы чудо продлилось, чтобы необыкновенное видение оставалось на небе, чтобы луна придумала какие-нибудь новые магические трюки.

Но все кончается так быстро; луна скользит, опрокидывается и исчезает в свете возвратившегося дня. В бегстве своем она уносит ночь и звезды, и дивное волшебство, что на краткий миг она принесла на небеса. Остается только солнце. Исчезли его розовый нимб и длинные белые языки огня. Дети опускают стеклянные маски, они снова в движении, громко перекрикиваются.