За тридевять морей

— Всё хорошо, Казуки, — успокаивающе выдохнул Йоширо, в который раз обводя взглядом горизонт. — Просто прихватило что-то.

Внук сурово нахмурился, что в исполнении четырнадцатилетнего ребёнка выглядело забавно…

— Тебе надо пить тот травяной настой. Я сегодня же схожу к бабушке Мурачи и попрошу целый пакет! Киоши-сан говорит, что у неё травы правильные.

— Ну, если Киоши-сан говорит… — грустно улыбнувшись, Йоширо протянул руку, чтобы потрепать внука по вихрастой голове, но тот вывернулся, возмущённо сверкнув глазами. Ну как же, взрослый совсем, добытчик! А тут какие-то детские нежности.

— Деда!

— Да я что, сходи…

— И схожу! Киоши-сан — врач! Настоящий!

— Ну конечно настоящий, — тихо вздохнул Йоширо.

Не объяснять же внуку, что до прихода туманных демонов Киоши Танае был всего лишь санитаром в районном медпункте и только готовился к поступлению в институт. Хотя, сейчас и вправду настоящий. Потому что единственный.

Лодку качнуло внезапно набежавшей волной, отчего Йоширо встревоженно закрутил головой, вглядываясь в ориентиры — во время отлива тут возникало сильное течение и, если не уследить, утлое судёнышко могло легко утащить в море. Но до отлива же далеко!

Ещё одна волна подбросила лодку, да так, что он едва устоял на ногах, успев ухватиться за планширь…

— Казуки!

— Д-деда… — так же вцепившийся одной рукой в планширь внук, другой указывал в море, на темнеющую под водой тёмную массу.

Скала? Но здесь же глубина, и никаких…

«Скала» внезапно прыгнула вперёд и начала подниматься из глубин на поверхность. Лодку уже не качало, а просто крутило в волнах, словно щепку. Обхватив внука, Йоширо с обречённым ужасом наблюдал, как в рушащихся с высоты многоэтажного дома потоках воды появляется корабль. Невероятно огромный, чёрный, как непроглядная ночь.

— Д-деда, эт-то демон?

Йоширо лишь судорожно сглотнул, обречённо глядя на расчерченный вязью фиолетовых узоров борт.

Ох, не зря сердце болело.

***

— Конго, ты их чуть не утопила, — с укором покачал головой человек.

Конго в ответ лишь презрительно фыркнула. Как он сам любит выражаться: чуть-чуть — не считается.

— И что ты хотел мне показать?

— Людей.

Едва не задохнувшись от возмущения, Конго стремительно обернулась. Людей?! То есть, она оставила в море свою эскадру, два с половиной часа изображала из себя подлодку… И всё это для того, чтобы посмотреть на вот этих вот… людей?!

Но человек встретил её яростный взгляд спокойно, без малейшего намёка на улыбку, негромко повторив:

— Людей.

Было в его тоне что-то такое, что Конго насторожилась и, быстро перенастроив сенсорную систему, тщательно просканировала находящихся в лодке. Две особи. Пол — мужской. Биологический возраст старшего — пятьдесят восемь лет; младшего — тринадцать.

— Что в них особенного? — бросила она напряжённо, не обнаружив никаких аномалий.

— Ничего. Обычные люди. Старик — Йоширо Ивасаки, мальчишка — его внук. Раз в неделю патрульный дивизион меняет район ожидания, и здесь как бы возникает «окно», когда ни одного эсминца на горизонте не видно. Тогда они выходят в море, на лов. Пока не придёт смена, успевают наловить десяток корзин. Половину продают, а половину оставляют себе и раздают соседям. В их доме осталось четыре семьи — сплошь старики и дети. Они единственные добытчики.

— Никакого «окна» тут не возникает! — вскинулась Конго. — Район накрывает радарный пост, вся акватория находится под контролем. Они живы лишь потому, что не покидают двухмильную зону.

— Я знаю, — кивнул человек. — Но они нет. Им кажется, что раз эсминцы уходят, становится безопасно. Хотя всё равно вон там… — он указал рукой на холмы.

— Два с половиной градуса западнее, — раздражённо поправила Конго. — Наблюдатель. Пол — мужской, биологический возраст — девять лет. Оснащён оптической системой типа «бинокль».

— Да, соседский мальчишка. Раньше и его отец здесь рыбачил, но… то ли не уследил за отливом, то ли просто потерял ориентиры в непогоду… В общем, лодку вынесло в море и один из эсминцев 2-й Патрульной расстрелял нарушителя.

— В соответствии с базовой директивой, — отрезала Конго, сузив глаза.

— В соответствии, — подтвердил человек бесстрастно.

Неловко ёрзая левой рукой, он достал из кармана пачку сигарет, повертел в пальцах зажигалку, тяжело облокотился на край приборной панели, так же бесстрастно продолжив:

— Конго, я никого ни в чём не обвиняю. Я пытаюсь объяснить, почему эти люди выходят в море.

— И почему же?

— Потому, что им легче сгинуть под снарядами твоих эсминцев, чем смотреть в голодные глаза детей.

— Глупцы! — она презрительно скривилась. — Если взрослая особь гибнет, вероятность выживания детёнышей только уменьшается.

Человек устало кивнул:

— Да. И они это понимают. Умом. Вот только управляет ими не разум, а страх. Когда кто-то из близких умирает у тебя на глазах, а ты не можешь сделать ничего… только выть от отчаяния.

Отчаяние… Конго с силой зажмурилась, отгоняя всплывшую в памяти картину: безжизненно дрейфующий корабль, мёртвый холод чужой палубы, и яркое пятно валяющейся, словно сломанная кукла, аватары.