Он ушел от Хераскова, довольный тем, что выговорился — случаев к тому бывало не много, московские дворяне с ним раззнакомились, — и жалея об отъезде почтенной и ласковой четы.
Намерение свое — писать отныне только сатиры — Сумароков не выполнил и вновь обратился к трагедии. Главной причиной послужила все та же «Евгения».
После провала «Синава» Бельмонти не мог рассчитывать на помощь Сумарокова, пьесы его не ставил, боясь гнева фельдмаршала Салтыкова, и должен был принимать свои меры для спасения театра. Надеясь привлечь публику, он подготовил слезную драму Бомарше и поставил ее в мае 1770 года. «Евгения» имела успех у московских зрителей, театр перестал пустовать.
Сумароков, укрывшись в ложе, посмотрел спектакль. Аплодисменты зала возбудили его негодование. Подлинный вкус оскорблялся. Элиза Иванова, лихо выпятив грудь, ходила по сцене, изображая какую-то вакханку, а не Евгению. Переведена пьеса Бомарше прескверно. А кто перевел? Подьячий Пушников. Подумать совестно — подьячий стал судьею Парнаса и утвердителем вкуса московской публики! Конечно, скоро преставление света будет.
— Неужели Москва более поверит подьячему, нежели господину Вольтеру и мне? — говорил Александр Петрович Вере, возвратясь из театра. — И неужели вкус московских зрителей со вкусом Пушникова сходен? Ведь у меня письмо Вольтера, отличного автора, следовательно, отличного и знатока театра. А если ни ему, ни мне в этом поверить не захотят, то я похвалю и такой вкус, когда щи с сахаром кушать будут, пить чай с солью, кофе с чесноком и с молебном совокупят панихиду.
Ворчаньем делу не поможешь. Вкус образовать надо помощью лучших образцов драматического искусства. И он будет вновь создавать эти образцы!
Сумароков сел писать трагедию, назначив ей цель — убить слезную драму.
Он взял историческую тему, однако приблизил ее к современности и написал о событиях всего полуторавековой давности — о правлении Димитрия Самозванца. Сумароков изучал исторические источники, например книгу «Синопсис», пользовался библиотекой профессора Миллера и с ним советовался, но собранными фактами распорядился на правах писателя. Он ввел вымышленных героев, по-новому представил характер князя Шуйского и дал ему в дочери Ксению, ставшую якобы предметом необузданной страсти Димитрия.
Трагедия эта — о неправильном царе, презревшем закон и погибшем от собственной гордыни.
Димитрий Самозванец в пьесе закоренелый злодей. Он понимает, насколько пагубно его правление народу, сознает себя деспотом, но упрямо движется навстречу гибели — хочет ввести в стране католическую веру и отдать народ в руки польских господ, которых уважительно называет «сынами отечества».
Для того чтобы жениться на Ксении Шуйской, Димитрий задумал отравить свою супругу, ни в чем не повинную женщину.
В сущности, Димитрий имеет смелость громко заявить о том, что давно уже стало характерной чертой русских самодержцев, было свойственно и царствующей императрице. Он отожествляет себя с государством и личные страсти считает необходимыми проявлениями государственной деятельности.
Сумароков осуждает Димитрия вовсе не за то, что тот, не принадлежа к царской фамилии, силою захватил русский трон, отстранив законных наследников. Он хорошо знает, что царь не только «помазанник божий». Символическое напутствий «вышней силы» остается лишь знаком ее доброго расположения к кандидату до тех пор, пока его не поддержат на земле реальные силы, — например, гвардия. Далее важно, чтобы монарх разумно управлял страной, не превращаясь в деспота. А если он соразмеряет свои страсти и заботится о процветании страны, его происхождение останется безразличным для народа.
Именно потому, что царь — это прежде всего человек, на котором лежит огромная ответственность за судьбы страны, он должен быть предельно честным и внимательным к людям всех званий, уметь повелевать своими страстями. Димитрий же Самозванец — тиран, презирающий добродетель, враг природы, и уничтожение его — общая и неотложная задача. Тиранам не место на престоле!
Восстание против Димитрия поднимает Шуйский. Движущей силой является народ. Он остается за сценой, но тем не менее и такое участие масс в дворцовых событиях произошло впервые на русской сцене, и сказал о нем именно Сумароков.
Кровавый злодей в царских одеждах не может вынести своего падения. «Ступай, душа, во ад и буди вечно пленна! — восклицает Димитрий, ударяя себя кинжалом в грудь. — Ах, если бы со мной погибла вся вселенна!»
Когда трагедия была готова и переписана, Сумароков отправил два экземпляра директору театра Елагину в Петербург.
Московская публика пусть любуется «Евгенией», слёзной драмой. Новую трагедию оценят в столице.